— Увы, но я повторю те слова, которые сказал и тогда, потому что правда не нуждается в проверке временем. — во как я завернул! Но сейчас будет еще круче! — Мною двигало лишь беспокойство за судьбу человека, который оказался за бортом, и о состоянии которого мне было известно, что он не в состоянии плыть самостоятельно, так как на его персонажа было наложено заклинание «Паралич». К тому же, как ска…
— А как же тогда вознаграждение, объявленное за спасение моего коллеги? — хитро улыбнулся Игорь.
— Если Вы просмотрите записи, то увидите, что это объявление сделали тогда, когда я уже скидывал с себя доспехи, чтобы прыгнуть на помощь. — молниеносно ответил я, пусть даже и чуть покривив душой, вряд ли кто-то будет просматривать те записи. — А если Вы позволите мне закончить прерванную мысль, то мне бы хотелось процитировать строки великого поэта, которого мы изучаем в школе.
Этот момент мы с мамой подготовили заранее. Оговорили каждое слово, каждый жест, предварительно прочитав все стихотворение и «забыв» некоторые строки так, чтобы получить именно нужный нам подтекст.
— Пока сердца для чести живы — души прекрасные позывы. Эти слова говорят нам о том, что не стоит стыдиться добрых дел и глушить в себе желание творить их.
Оператор и мама, каждый отдельно друг от друга, подняли большие пальцы вверх, выражая мне свое одобрение, Игорь согласно кивнул головой, подняв кверху брови, а я… получил под ребра чувствительный удар острым девичьим локоточком от человека, который имел по литературе самый высший бал, и для которой моя подобная трактовка строк Пушкина, была как нож по сердцу.
— Виктор, все это время рядом с Вами сидит прекрасная девушка. Не могли бы Вы представить ее нам?
Щеки Стаси покрылись едва заметным румянцем. Ну вот, любимая, и настало время моего сюрприза.
Мне приходится чуть откинуться назад, чтобы достать из укромного местечка заранее припрятанную там коробочку.
— Позвольте представить вам мою девушку, Станиславу, которой я, перед всеми зрителями хочу сказать несколько слов.
Встаю с дивана и опускаюсь перед ней на одно колено. Открываю коробочку и, поднося ее ей, произношу всего три слова.
— Я тебя люблю!
Глава 7
Дальнейшие события, в прямом смысле, понеслись вскачь.
Первыми отреагировали в школе. Все меня поздравляли, хвалили, навязывались с дружбой и так далее. Учителя словно разделились на два лагеря, или две расы, если использовать терминологию «Земель». Одна часть, большая, настроенные дружелюбно, спокойно вели занятия, словно ничего необычного не произошло. К моим успехам и неудачам относились адекватно, не акцентируя на них внимания.
Другие, напротив, словно решили испортить мне жизнь. Каждый мой успех, хорошая оценка сопровождались едким комментарием «и когда нам покажут по головидению сюжет о получении Вами этой оценки?». Каждая моя неудача или невыученный урок встречался ехидством и подколками из разряда «ну, мы же теперь звезда, нам и знания не нужны!».
Спасибо одноклассникам, которые, вначале со смехом воспринимали подобные издевки, но буквально через пару-тройку дней, почти замолкли, а уже через неделю встречали подобные высказывания гробовым молчанием.
На фразу, обращенную к классу учителя по географии, сказавшего «Да
Учителя аж перекосило. Несколько секунд он стоял в полном безмолвии, выпучив глаза на нас, и молчал. Потом, словно с него спало заклинание «Паралич», задвигался и, как ни в чем не бывало, вызвал следующего к доске. Ни Олегу, ни мне, эта фраза не вылезла ни каким боком.
Со школьниками отношения были и проще, и сложнее одновременно. Если класс, зная, кем я был, и видя то, как я себя веду после обретения известности, воспринимал меня как положено, то есть адекватно и дружно, то из других классов были попытки наездов и подкатов.
Кто-то хотел одолжить у меня деньги и дико обижался на отказ, кто-то старался завязать дружбу. Были такие, которые не понимали, почему я до сих пор хожу сюда, а не купил себе аттестат, или не езжу на самой крутой «тачке», а довольствуюсь скутером, хотя и весьма недешевой модели.
Отдельное слово надо сказать про Стасю. Количество слухов, как и их качество, которые хвостом тянулись за ней и мной, превышало все разумные пределы, но мы их просто игнорировали. Нам приписывали разнузданные оргии, разврат, ей — скрытую беременность, аборты, мне — гарем любовниц и так далее.
Я завел тетрадку, старую, обычную, бумажную, куда вечерами записывал очередной, услышанный в коридоре или пересказанный Сашкой, слух.
Сидя со Стасей на диване в моей квартире, мы в прямом смысле ухохатывались, перечитывая эти записи.
Каждый раз, вольно или невольно касаясь ее руки или плеча, я чувствовал, как меня пронзает дрожь, а когда ее рядом не было, словно туман окутывал мою голову, сбивая мысли в единую мешанину.