Витязь

Лицо Павла пошло бледными пятнами, и он ощутил, как злость от ее поведения в данный миг заполняет все его существо. Он не понимал, как еще минуту назад это прекрасная невозможно нежная фея, которая смотрела на него таким влюбленным взором, могла вдруг превратиться в такую холодную неприступную сирену. Сирену, которая сейчас недовольно взирала на него и требовала, чтобы он ушел. Он не понимал, что случилось. Вся его душа протестовала против ее слов. Корнилов чувствовал, что безумно хочет остаться и чтобы она вновь принадлежала ему полностью, вся, без остатка, навсегда. Но она гнала его в сию минуту и делала это так упорно и вызывающе, что молодой человек, уязвленный ее жестокими словами, поджал от дикой обиды губы и взвился с места. Спрыгнув с кровати, Павел стремительно схватил свой фрак в руки и устремился к двери. Лишь на миг он остановился. Обернувшись к Лизе, он бросил последний яростный взор на сидящую на постели обнаженную прелестницу и выдохнул сквозь зубы нецензурное злое оскорбление в ее адрес, а затем скрылся в мрачном коридоре.

Лиза обессилено упала на постель и вновь разрыдалась, думая только о том, что вновь она нашла подтверждение тому, что Корнилов не любит ее, а лишь пользуется ею. Оттого что считает вполне приемлемым после своих шашней с Шарлоттой — заявляться в ее постель и требовать от нее ласк.

Она не видела Корнилова почти сутки. Лишь на следующий день, Павел возвратился в особняк в тот момент, когда они с графиней принимали в гостиной Самойлова. Алексей был редким гостем в доме де Майи, так как предпочитал видеться с Лизой в других местах, дабы не вызывать лишних сплетен. Но, в тот день, он приехал в дом графини, чтобы пригласить женщин на бал по случаю подписания новой конституции, которую должен был со дня на день выпустить парламент Франции под давлением Наполеона. Бонапарт, возвратившись с Эльбы, твердил лишь о мире и спокойствия своей страны, пообещав народу Франции избавление от рабской зависимости от аристократии. Через неделю в парламенте Франции планировалось оглашение новой конституции, а двадцать пятого апреля должен был состояться грандиозный бал во дворце почетного легиона. На этот прием созывались все дворяне и буржуа Франции. Так же приглашались послы других государств, в знак мира. Наполеон хотел показать, что более не намерен вести войны и готов посвятить всю свою жизнь благоустройству и процветанию своей Родины.

Самойлов привез три приглашения, прекрасно зная, что Лиза без сопровождения Корнилова не сможет появиться на этом приеме. Да, он ненавидел Корнилова, но все же боялся скомпрометировать Лизу, которую горячо любил, оттого Алексей привез приглашения на всех.

Графиня и Лиза, как раз угощали «дорогого друга», как ласкового называла его графиня, чаем с фруктовыми пирожными, когда появился Павел. Корнилов, в гусарской форме, в коротких сапогах, с хлыстом и перчатками, стремительно войдя в гостиную, невольно замер. Его взор с удивлением прошелся по честной компании, которая пила чай и его взгляд начал стремительно темнеть, а лицо стало смертельно бледным.

— Ах, Поль, заходи, — проворковала графиня, обращаясь к племяннику. — Месье Самойлов любезно привез нам приглашения на императорский бал, что будет в собрании.

Мужчины друг другу лишь коротко кивнули, обменявшись острыми, как лезвия взглядами. Лиза промолчала и взяла чашку, медленно отпивая из нее чай.

— Алексей Григорьевич, вы у нас? — со зловещей интонацией в голосе произнес Корнилов, проходя в гостиную, и небрежно кидая хлыст и перчатки на столик. Он уселся в кресло напротив и вытянул свои длинные ноги. Быстро пробежав ревизионным взором по Лизе и отметив, что она смотрит на Самойлова уж больно нежно, Павел громко добавил. — Не думал, что у адъютанта русского посланника во Франции, так мало дел и у него есть время распивать чай с дамами по несколько часов к ряду.

Самойлов вскочил на ноги и произнес с вызовом:

— У меня есть несколько часов в день, свободного времени. И мне решать, где и с кем проводить их!

— Я вас понимаю, — не унимался Павел. — Но отчего вы, милостивый государь, не проводите свое свободное время со своей невестой, которая, как мне известно, еще на той неделе приехала в Париж?

— Позвольте! — раздраженно выпалил Самойлов. — Графиня де Майи и Елизавета Андреевна мои хорошие знакомые, и я всего лишь решил нанести им визит.

— Вы нанесли его, — отрезал Корнилов, так же вставая с кресла. — И вам в самую пору покинуть сей дом, ибо я вернулся. И не позволю вам порочить репутацию моей жены в мое отсутствие! — добавил Павел, вытянувшись всем телом, словно струна.

— Вы правы! Я слишком задержался, — тут же выпалил Алексей. Он извинился перед дамами и уже хотел уйти, как графиня Жанна быстро поднявшись на ноги и заметила:

— Алексей Григорьевич, не обижайтесь, у моего племянника невозможный характер.

— Тетушка, — предостерег ее Павел от дальнейшей триады. Графиня испуганно бросила взор в сторону Корнилова, и быстро подойдя к Самойлову, улыбнувшись, сказала:

— Вам и впрямь лучше уйти, Алексей Григорьевич, я провожу вас.