Витязь

И снова все стало меняться. На этот раз – как если бы он начал подниматься в воздух. Но это не было полетом птицы. Скорее так может видеть мир снежинка, когда порыв ветра взвивает ее ввысь и она, вращаясь, начинает оттуда свой медленный танец навстречу земле… Окоем расширился, и сразу стала видна огромная, молчаливо ожидающая чего-то толпа народа, окружающая частокол с полуденной стороны. А частокол оказался гигантской фигурой лежащей женщины. Ее рост превышал тридцать шагов. Головою на полночь она лежала, раскинув руки и ноги, ощерившись серповидным, хищным ртом… Морана! Богиня смерти, холода и раздора!

Пленных подвели к частоколу и усадили прямо в снег. Их было около пятидесяти человек, усталых и отчаявшихся. Многие из них – раненые. У многих бороды заплетены на скандинавский манер, трое – с косами, какие носят поляне, у других – варяжские усы и волосы скобкой. Все – воины. Видимо, чья-то дружина была разбита, а эти попали в плен. Лучше бы им погибнуть…

От толпы отделилось несколько человек. Они принялись выносить из хижин мертвых воинов. Несли торжественно – с почестями, мимо связанных полоняников, через ворота частокола – внутрь, к утробе Мораны. Там тела бережно складывали на специальный помост. Ворота были сделаны в левой подмышке лежащей богини. От входа коридор, огражденный жердями, раздваивался. Один путь вел налево – к утробе, а другой направо – к сердцу, отмеченному деревянным идолом в два человеческих роста. Богиня Смерти усмехалась, глядя на глиняный алтарь и непонятную яму рядом с ним. У алтаря стоял жрец…

В высоком треножнике пылал огонь. Жрец провел над ним кремневым кинжалом, древним и темным от крови бесчисленных жертв. Старик воздел руки к низкому небу и что-то крикнул. Толпа отозвалась нестройным гулом… И загремело било.

Привели первого пленника, высокого и широкоплечего. Глаза человека дико блуждали. Наверное, его опоили чем-то… Подручные опрокинули его на алтарь, и затрещала, расседаясь на широкой груди, льняная рубаха. Жрец запел, и князь вдруг почувствовал, как его полет внезапно ускорился, словно из порхающей снежинки он превратился в каплю… И эта капля с разлету грянулась в обнаженную грудь обреченного!