Витязь особого назначения

Ягайло спустился к небольшому столу, за которым сидел распределитель, кинул взгляд на молодого болотника, связанного и трясущегося, еще не знающего, что его не выпихнут на арену, прямо в лапы матерому зверю. Подмигнул отроку, мол, не дрейфь, и развязал пояс с саблей. Снял кольчугу, оставшись в одной рубахе. Вытащил из-за голенища нож и положил на стол рядом с остальным вооружением, другой нож, тонкий и незаметный, больше похожий на шило, на всякий случай оставил. Кто-то сунул ему в руки отточенную и обожженную на огне палку длиной в косую сажень. Отволокли в сторону оплетенные колючими кустами ворота.

Ягайло шагнул на песок арены. Сверху, с безопасного расстояния, она казалась достаточно большой, изнутри же — маленькой и узкой, как донышко чашки. Острые шипы ограды, казалось, еще шаг — и вопьются в шею и спину. Огонь в прокопанном желобе, пугающий и ярящий хищников, лизал пятки. Светящиеся жестоким блеском глаза с амфитеатра и галерки обжигали Ягайлу. Они видели в нем не человека, даже не богатыря, они видели в нем медвежий корм. Это злило, мешая собраться.

Ворота в дальнем конце арены отъехали в сторону, и на песок, отчаянно косолапя, вышел медведь. Не самый большой из тех, что доводилось зреть витязю в лесах и зверинцах. Не самый злобный. Но в такой близи почти безоружному человеку он казался исчадием ада. Медведь, похоже, не собирался нападать. Он поднял голову и потянул носом воздух. Посмотрел на пригнувшегося и выставившего впереди себя отточенную палку Ягайлу. Рыкнул для острастки и заковылял вдоль огненной канавы, с интересом разглядывая сидящих на трибунах. В том месте, куда падал его взгляд, свист и крики смолкали, татары съеживались внутри своих платьев и как бы ненароком пытались спрятаться друг за друга. Ягайло поворачивался вслед за косолапым, держа его на прицеле острием своей палки. Медведь дошел до противоположных ворот, углядел не оплетенную колючкой доску и поднял лапу. Подцепил ее когтями, потянул. Ворота затряслись, заскрипели стягивающие бревна веревки. Привратники бросились врассыпную, заржали и забились на поводах привязанные неподалеку кони. Стражники вокруг опустили копья, от забора прибежали несколько человек с длинными палками, на концах которых полыхали пучки соломы, пропитанные горючей смесью. Этими палками они стали размахивать перед медвежьей мордой.

Косолапый посмотрел на них недоуменно, совсем по-собачьи склонив голову. Фыркнул, потешно раздувая коричневые губы, облизнул их длинным розовым языком и отошел от ворот. Словно и не замечая напряженно стиснувшего оружие Ягайлу, снова пошел по кругу, с интересом оглядывая окрестности. Пару раз приблизил нос к огню, принюхиваясь. Отдернул. Фыркнул. Пробурчал что-то почти по-человечески и пошел дальше. Публика на трибунах бесновалась, требуя кровавой схватки, но мишка не обращал на них никакого внимания. Ягайло подумал было броситься на зверя сзади, наскочить на спину и попробовать найти острием уязвимое место, но не решился. Если даже удастся пропороть шкуру, дальше острие просто упрется в крепкие мышцы, а если бить по голове, так он даже и не почувствует. Чтобы убить зверя, нужно метить в горло или грудь, но как до них добраться? А может, нож? Нет. Он обещал хану, что бой будет честным. Да к тому же, если татары заметят, то с арены живым ему все равно не уйти. Растерзают в воротах, да с радостью. Все-таки за последние столетия русские мечи не раз сходились в поле с татарскими саблями, и не ко здоровью последних. Он, конечно, не то чтоб совсем русич, но…

Видимо, людям надоело, что и воин и медведь занимаются чем угодно, но не тем, на что они пришли смотреть. На арену упал маленький камешек, взрыв песок у ноги Ягайлы. Потом полетела резная деревяшка, явно оторванная от чьей-то телеги. Меховая шапка упала совсем недалеко от канавы с огнем. Языки пламени жадно потянулись к ее просаленному нутру. На жестком ободе покатилась шапка к морде зверя и вспыхнула уже на ходу. Тот с испугу полоснул по ней когтями. Взвыл, размахивая обожженной лапой, разгоняя вокруг дух паленой шерсти. Развернулся к Ягайле. Он видел, что витязь сейчас единственный, на ком можно выместить боль и злобу, и явно собирался это сделать. Ягайло отступил на несколько шагов. С трудом укрощая непослушные ноги, которые сами несли его подальше от зверя, остановился, почувствовав, что сам лишает себя пространства для маневра. Покрепче вцепился в палку.