Витязь. Тенета тьмы

– Ты на кого топориком стучишь? На меня штоле? На меня и не такие в окошко стучали, когда надпись «переучет» вешала. Похлеще твоего клапана горели! Так что не напужал. Дорогу покажешь или мы дальше сами поедем?

– Не поедем, – подала голос Алинка, – Километров пять, не больше… Лампочка горит, давно уже.

Лохматая черная собака поскуливала из-за ее спины.

– Ты отважная, – заинтересованно сказал скальный орк, разглядывая Марусю и не обращая никакого внимания на писклявую Алинку. – И… большая!

– Ты мне не идиетолог. Еще расскажи, что у бабы грудей и жопы быть не должно, черт нерусский, – напирала Маруся, и, к изумлению Алинки, орк по миллиметру отступал. – И сюда мода московская дошла на тощих баб? Моя величина не про твои лапы, мандикюр сначала сделай. Кто тут главный?

– Он и главный, – выговорил Мурбук, не сводя взора горящего с Марусиных кондиций. – Де… де… дева.

– Вот, вежливый, – одобрила Маруся. – Значит так. Люди вы первобытные, примитивные. Мы сейчас посовещаемся да и купим у вас бензину.

– У меня дизель, – сказала Алина.

– Тем лучше, соляру проще взять. Выменяем, вон, на твой айфон, на хрена он тут сдался. А ну, отошли все и убрали рыла от машины!

Тхаш собрался возразить, но упорствующий в дерзости Мурбук неожиданно схватил предводителя за локоть и отдернул прочь, попутно отвесив пендель увечному Зугду.

– Ты посмотри на их повозку, – выговорил Мурбук. – Будто половина круга, и прозрачные окна, и колеса на толстой черной коже… Свет внутри, но ничего не сгорает от этого света… Где ты такое видел?

Тхаш рывком обернулся и пару секунд изучал бедолажку «смарт», вжавшийся в лесную дорожку.

– В Храме Жизни… – прошептал Тхаш. – В Храме…

Пауза среди пестрого племени скальных затянулась.

Мурбук отчаянно держал губу, не сводя с предводителя взгляда, полного надежды.

– Подумай, Тхаш… раз в жизни… подумай. Пауки захватили Храм Жизни. Мы идем на поклон к красной чешуйчатой твари ради огня. И нам на пути попадается чудесная дева в повозке… которая… Ты веришь в совпадения?

– Маруся, что там? – тихо спросила Алинка.

Лаки снова нервно завозился и заскулил.

– Совещаются. Здоровый хочет проблем, – ответила Маруся. Она стояла подле «смарта», уперев руки в бока, и деловито оглядывалась. – А тот, у которого губа оторвана, пытается за нас заступиться.

– А те, им по пояс… лохматые… это кто?

– Это, Алиночка, их бабы, – флегматично сказала северянка. – Вот кого бы на фитнес сдать без возврату, господи прости. Толстые и на морды так себе. Выходит, я тут за козырную-то.

– А я-а-а…

Ей снова стало нехорошо.

– А ты, видно, типа чипсов, – буркнула Маруся. – Вылезь и перестань зубами щелкать. Лучше врубай голову и уши. Нам понять надо, как спасаться. Не Кереть это, ох, не Кереть… Но мужичье что в Чопе, что тут – одинаковое, это я уже вижу. Им надо отпор уметь давать. Я по этому делу натренированная, а у тебя что? Одно слово – Москва… Ни собака твоя, ни ножик – тьфу, не спасение…

– Ладно, – решил Тхаш. – Я не видел тут таких, как она. Большая. Ни у эльфов, ни у людей, ни у троллей с быкоглавами даже. А эта… и повозка ее… Устроим испытание. – И предводитель скальных вразвалку зашагал обратно к Марусе и бешено озирающейся Алинке.

– Если хочешь этого… Бин Зина… или кого пожелаешь из нашего народа, Окуса к примеру, – звучно выговорил Тхаш, пытаясь смотреть на Марусю сверху вниз, – но она тут же подшагнула ближе и воинственно выпятила обтянутые серебром груди, – можешь поехать с нами. Мы даже дадим тебе верхового тура. Вот он.

Тхаш махнул рукой.

Толпа орков расступилась…

Лаки тревожно заскулил.

Тур был привязан между двух тяжелых повозок. Громадный зверь с плечами, покрытыми мозолями, иссеченный в боях, мычал и вращал глазищами. Маруся глянула без выражения. Алинка прижалась к подруге сзади, как улитка к арбузу, ее трясло. Еще и бык…

– Тура, стало быть? – подбоченилась северянка. – Пони маю. Наши мужики-то городских практикантов, бывалоча, тоже с ведром за компрессией посылали… Давно не доили тура-то своего? Боевого? – пренебрежительно поинтересовалась она и перебросила косу назад. – Не слажу, думаешь, с коровой? Уж не столько я в Москве прожила, чтоб ум растерять. Молоко перегорело у ней, вот и бесится. Дай тазик… Дай, сказала! – и вырвала из рук Зугда гнутый щит, украшенный нехитрой чеканкой. – Грязный и мелкий, но сойдет.

Маруся неожиданно ловко для своих габаритов пролезла между беснующимся зверем и краем окованной повозки. Алинка, оставшись одна, сглотнула от ужаса. Орки смотрели на нее нехорошо – как она сама смотрела на прилавок с сушеной рыбкой и кольцами кальмара в далекой Москве. Поесть как следует не хватит, но побаловаться с пивком – самое то…