Витязь. Тенета тьмы

— Это не должно нас больше волновать… — произнес Оллантайр. — Серые Россыпи расчищены от паучьих кладок. Только сами орки могут решить, возвращаться ли им сюда.

— А Тайтингиль? — отозвался Виленор. — Верно ли я понял, что он возглавил силы Морума вместе с воскресшим Потрошителем Азаром?

— Тайтингиль покинул нас, снова устремившись к звездам на железном драконе. Силы Морума ушли отсюда немедля после того, как закончилась главная битва, — усмехнулся великий дайн. — Ни витязь, ни Азар их не ведут более. Орки направились… к своей королеве.

— Темное Сердце никогда долго не пустовало, — проговорила Наиллирис и наконец улыбнулась. — Пройдет несколько месяцев… год. И еще на какой-то срок все в Эале примет привычную нам всем форму. На какой-то, дайны. Потому что наше время подходит к концу.

Ольва хранила молчание. После того, как она оплакала гордеца Лантира и рассказала Оллантайру с Виленором, что, скорее всего, он погиб на железном драконе, выполняя долг, она думала только о том, что сильный порыв ветра разорвал веревки, удерживавшие дирижабль на вершине Храма Жизни, старинного криданского корабля-колонизатора, и унес его в сторону Тенистой Пущи.

Он мог упасть около Холодных водопадов.

Стоило поискать.

— Спасибо тебе, Сотворитель Всесущего, — шептала Ольва.

Маруся сидела на громадной турице.

На голове урожденной жительницы Малиновой Варраки была надета самая расфуфыренная корона из тех, что обнаружились в сокровищнице. Дракон малость погнул ее, пока возлежал сверху — ну, да круглый рыжий Трорин, возвративший взятую напрокат животину, поправил.

Рядом стоял Мурбук, уже почти освоивший человеческую одежду и кое-где прикрытый тканью и кожей помимо кольчужной юбки. Лицо его зажило, и для скального этот положительный хозяйственный мужчина выглядел даже привлекательно.

На флегматично жующей кобыле Винни Пухе сидел Гленнер, плотно закутанный в плащ. Глаза его весело блестели. Гленнер не верил, что Тайтингиль погиб. Его сердце пока что говорило иначе.

Йуллийель покидала гостеприимное Темное Сердце, следуя верхом в отряде эльфов, сверкающих разноцветными плащами. Девушка обогатилась житейской мудростью сверх всякой меры, пила крепчайшее едкое морумское вино, выучила пару десятков скабрезных русских частушек. Но все равно была несколько обижена, что ей не довелось присоединиться ни к какому из отрядов, победивших паучье племя. Осталось надеяться на разбежавшихся пауков — поэтому Йул была до зубов вооружена и настроена крайне решительно.

Маруся рассматривала спины удаляющихся всадников.

— Эльфы, конечно, поровнее да на рожи поприятнее, — вынесла она вердикт, — но и я для них проста да широка. Я уж своих обихожу. Как вас там чернявенький называл? Кирда… херда…

— Мы скальные орки, — нудно повторил Мурбук. — Можно и запомнить, Марусса.

Гленнер белозубо улыбнулся.

— Уже и поле распахали под озимые, — гнула свое Маруся. — Назначила председателей, наделала колхозов… чтобы в каждом по три быкоглава, не меньше… дисциплина первое дело. Поднимать надо Морум ваш. Поднимать.

— Он встанет, — мягко сказал Гленнер.

— Права женщин опять же, — задумчиво сказала северянка. — Как обеспечить прирост населения-то? Я, конечно, не Клара Цеткин…

— Дракон говорил, у его народа правят матери. Ты хочешь такого же для Морума? — поинтересовался увечный эльф.

— Отчего бы нет, — буркнула Маруся. — Баба-то она завсегда грамотней мужика. Уж хуже точно не будет.

— Будет лучше. Я уверен, — подытожил Гленнер.

Маруся посмотрела вниз — около стены Темного Сердца, на неприметном месте между грубой каменной кладкой и широким непроходимым рвом, земля была взрыхлена и затем слегка примята. Там покоились останки позолоченного паука. Паука, похороненного вместе с волшебной бляхой дайны Вековечной Тенистой Пущи, Ольвы Льюэнь, которую попробовали, но не смогли выломать из хитиновой брони.

Над могилой Трорин установил откованную на скорую руку восьмилапую фигуру, на которую Маруся не пожалела пару горстей золотых монет — покрытая золотом снаружи, она блестела в лучах солнца, как экзотический иероглиф или новый символ Морума. Из темной земли пробились безвременники, которые тут сами вырасти ну никак не могли… и лежали игральные кости, которые после первого же дождя грозили пропасть из виду навсегда, затонув в почву.

— Золота там мало, только слой сверху, — сказала Маруся. — Не сопрут. Смысла нет, да и фигня дико тяжелая. Троллем из кузниц тащили. А сопрут — так я найду и своей рукой шкуры поснимаю с ворья! С этим строго надо. Сразу.

Помолчали.

— Дядь Ген. — Маруся положила руку на нагретый осенним солнцем лоснящийся бок кобылы.

Гленнер снова улыбнулся.

— Знаешь, на что похоже вышло? Мастер Войны говорил: танки, машины самоходные, военные… потом расскажу, у вас такого, поди, не видывали… а это заслоны им были, противотанковые ежи. Где бы войны ни шли — а память о себе они оставляют одинаковую… Ну, за работу, крепостные! Даешь пятилетку в три года… родина-мать зовет.

* * *

— Мастер. Мастер Войны.

Нейроны снова вышли из-под контроля.