Эльф простерся в ледяной густой грязи, пронизанной корнями болотных трав. Волосы липли к доспеху, меч казался пудовым грузом. Затхлая сырость; оглушительно-слад кий, почти тленный запах багульника.
Мшистые болота меж Россыпями и Пущей Оллантайра.
Витязь потянулся — ухватил корень чудом удерживающейся на краю кочки скорченной березы. Места эти были заражены дурной магией издавна. Здесь пала целая армия, сражавшаяся с Тауроном, — сгинула бесследно. Болото расползалось, как язва, захватывая и искажая благой край.
Тайтингиль с усилием выволок из тины и всадил в хлипкую землю меч. Выбрался по пояс. В свете луны и пляшущих голубоватых огоньков увидел — недалеко на пушистой кочке неподвижно лежала здоровенная туша орка. Лапа откинута, другая неловко подвернута под спину…
— Кот! Котяра!
Тот не отвечал.
Эльф рванулся еще. Бросил напряженное тело в ковер мха, подтянулся снова. Выполз, встал.
— Котов, очнись, орк! Азар! Орк!
Котик был без сознания. Витязь глянул на развороченное паучьими челюстями бедро — рана, сочащаяся кровью и какой-то черной дрянью, не понравилась бы даже самому неграмотному целителю.
Тихо шипя проклятия, он коснулся ладонью покатого серого лба — холодный, влажный.
— Котяра…
Эльфа самого тряхнуло ознобом, и он принялся стягивать мокрую одежду, жестко щелкал карабинами и затяжками московского доспеха. Оставшись босиком и в тонких штанах, нагнулся над орком.
Тот застонал.
— Терпи, я сейчас… я здесь, я здесь. Все будет хорошо, все хорошо, Котяра. Обережный круг на этих болотах нужно сотворить сразу. Для этого мне надо петь, орк. Как же тебя, а… Тут нет хорошей воды и не развести костра, они не дадут, болотные духи, умертвия… а надо бы, надо… я попробую. Рана твоя… Помнишь, там, в своей Москве, ты вытаскивал меня из мертвой реки? Вытаскивали… с двергом, помнишь, Кот? Цемра отбросила меня сначала на провода, ударил… ток. Потом вода, в воде — железный канат… металл… там много разного, на дне этой вашей реки, орк… много…
— Мне как-то нехорошо, Тай, — вдруг неожиданно внятно выговорил Котов, чуть оживший под руками эльфа. — Я должен полежать.
— Это рана, — нахмурился эльф, — рана твоя плоха, орк. Пр-роклятье… Но я…
— Спой, — отозвался Азар. — Не р-ругайся, н-ну, лучше пой. Голос у тебя…
Витязь поднял меч и обтер ладонями.
Чахлая болотная береза ушла на дрова. Несколько выпетых нот — и внезапно высохшее дерево вспыхнуло, распугивая ночную тьму.
Эльф сосредоточенно полосовал свою трикотажную рубаху.
— Придется еще терпеть, Котов.
Он смотрел на сочащуюся усталой кровью рану, и орк перехватил этот взгляд.
— Т-террпеть?..
— Вот, — не давая ему опомниться, Тайтингиль сунул в клыкастую пасть деревянную лошадку. — Закрой глаза. Так будет легче.
— К-как же… это твое… обер-рег… — муркнул Котяра, из последних сил вертя головой. — Ой… Как больно… Я такое только в кино видел… Ты р-резать меня будешь, да?
— Зажми и молчи. Старые обереги так и отдают свою благодать. А самое важное еще предстоит, орк… мы должны выжить. Оба.
Котяра послушно стиснул клыки, и на миг ему показалось, что терзающая боль, жаром расходящаяся из изжеванного бедра, ослабевает.
— Не смотри! Ты… — голос Тайтингиля сошел на шепот, — ты ведь на самом деле и не такое переживал, Азар. Просто не помнишь. Не хочешь помнить.
И витязь умелыми движениями вырезал дурную рану, очистил ее от грязи и лохмотьев изгрызенной кожи и мышц, выровнял края. По онемевшей плоти Котова расходились жаркие, испепеляющие волны; каждая взрывалась в голове раненого орка тяжелым темно-багровым шаром. В глазах стало темно, а к горлу подкатила муть. Дерево хрустнуло в стиснутых клыках, вкус крови из пораненной щепками десны заполнил рот.
Тайтингиль оглянулся — да, чистой воды тут не найти. Та, которая была, могла стать смертельной отравой.
Он нагнулся и начал высасывать из раны черный яд, сплевывая в сторону. Котов издал неопределенный звук, не сводя взгляда со склонившейся золотой макушки.
— Достаточно.
Тайтингиль утерся — во рту стояла полынная горечь.
Орк тяжело дышал. Веки его дрожали.
Витязь ощущал — на крики, запах живого и звуки голосов уже собираются местные обитатели, столетиями дремавшие во мхах.
— Сейчас… еще…
Он поднес меч к пламени. Нужно было прижечь края раны.
— Отвернись, Кот… Терпи…
Красное зашипело, распространяя омерзительный запах паленого.
Котяра мяукал, разжевывая дерево в щепу.
— Все, уже все…
Лоскуты стянули обугленные края. Эльфийский воин мягко забрал деревянную лошадку изо рта орка; тот с трудом разжал судорожно сведенные челюсти. Витязь краткий миг глянул на свою любимую игрушку, которую раздавили немаленькие клыки. Чуть коснулся губами — и отправил в огонь, который вспыхнул светло и ярко.
— Всему свое время… всему. Свет этот останется во мне навеки, — прошептал еле слышно. — Мать и отца благодарю, мой род, мой корень… благодарю.
Его волосы вдруг пошли яркой золотой искрой, словно вспыхнули; болотная жижа стряхнулась сама по себе.