Витязи морей

Выпущенный в пятнадцать лет из корпуса гардемарин Михаил Лазарев вместе с тремя десятками других своих товарищей отправлен был для практики в морском деле в Англию и зачислен там волонтером в действующий флот.

Это было время чрезвычайно знаменательное как для России, так и для Англии. В России начал свою деятельность ставший на место своего убитого отца молодой император Александр I. Как известно, он реформировал различные отрасли управления государством, ввел министерства и в новом «министерстве военных морских сил» сосредоточил все дела военного флота. Однако ведать преобразованиями в этом ведомстве назначен был им так называемый Особенный комитет, которому предписано было заботиться «о мерах, каковые токмо нужным почтено будет принять ко извлечению флота из настоящего мнимого его существования и ко приведению оного в подлинное бытие».

Таким образом, русский флот с высоты престола объявлен был «мнимо существующим» — иллюзия, мираж, а не флот! — и это несмотря на все недавние его победы под начальством Ушакова и Сенявина, когда один за другим вырывались из рук французов Ионические острова. А «привести оный в подлинное бытие» должен был Особенный комитет, главной особенностью которого было не то, что он состоял из старых адмиралов, как Мордвинов, Макаров и другие, а то, что председателем его был граф Воронцов, действительный тайный советник, не только не моряк, но еще и глубоко убежденный в очень вредной мысли, что сильный флот для России — излишняя роскошь, поскольку Россия — государство континентальное, а не морское, как Англия.

Англия же в 1803 году, когда туда прибыли русские гардемарины, переживала самое тревожное время за всю свою историю. И было отчего ей тревожиться: на французском берегу пролива Па-де-Кале, в городе Булонь, Наполеон Бонапарт энергично готовил тогда галерный флот для десантной армии в полтораста тысяч пехоты и конницы, которую муштровал он в целях высадки на южный берег Британии.

Наполеон не был еще тогда императором: он носил звание первого (из трех) консула Франции и провозгласить себя императором думал только тогда, когда замысел его — победа над Англией — будет воплощен. Однако он обладал уже всей полнотой власти и во Франции, и в покоренных им странах Европы, а признанная гениальность его как стратега служила ручательством, что задуманный им удар вполне серьезен, как бы насмешливо ни пытался относиться к нему кое-кто и в Англии, и на континенте.

Полторы тысячи канонерок Наполеона должны были нести 3000 орудий большого калибра, то есть по вооружению равняться самой сильной эскадре. Кроме того, на каждой из них помещалось по сто человек пехоты, или упряжные лошади для орудий, или провиант, необходимый на первые две недели после высадки. Наполеон сам вместе со своим морским министром Декре жил в булонском лагере, наблюдая за постройкой лодок, занимаясь подготовкой войск к наибыстрейшей посадке на суда и выгрузке на берег.

Крепостью Англии являлся ее огромнейший военный флот, насчитывавший в то время до восьмисот вымпелов, причем было почти полтораста больших линейных кораблей, поэтому предприятие Наполеона могло удаться только при стечении целого ряда счастливых обстоятельств, а из этих последних наиболее желательными были: полный штиль, густой туман, под покровом которого можно бы было лодкам преодолеть ширину пролива, и разъединение английских морских сил, собранных у южных берегов Британии. Разъединить же и отвлечь эти силы в сторону Испании могли бы только французские эскадры, если бы они сами не были в то время разъединены и частью блокированы эскадрами англичан.

Любопытно, что как раз в этом, 1803 году знаменитый Фултон предложил переправить французскую армию через пролив на пароходах, и показной маленький пароходик его действовал уже перед глазами парижан на Сене, но Наполеон отказался от этого плана; Фултон перекочевал со своим изобретением из Парижа в Нью-Йорк, однако идея его — двигать эскадру без парусов во время штиля — очень волновала тогда всех в Англии.

Громадный военный флот англичан имел стотысячный экипаж, однако чересчур расчетливые лорды держали в черном теле не только матросов, даже и офицеров флота, а служба на судах, которую приходилось нести, при обилии и разбросанности колоний под всеми широтами и долготами была чрезвычайно трудной, а местами, в зависимости от климата, и весьма опасной для жизни.

Поэтому вербовка матросов на добровольных началах дополнялась средневековыми приемами: ночью хватали в питейных домах или просто на улицах гуляк, отправляли их на суда и там записывали в матросы; так свободные до того граждане государства, кичившегося своими свободами, становились рабами.

Впрочем, не раз случалось, что подобные рабы бунтовали в открытом море и в портах колониальных земель, швыряли своих офицеров за борт и пытались, овладев судном, добраться на нем до родины. Удавалось им это или нет, но, когда они попадали в руки правительства, их обыкновенно приговаривали к повешению на мачтах в острастку другим подобным.