Витязи морей

МАТРОС ЧИСТОЗВОНОВ Новелла

 Когда-то, еще при Екатерине II, самый северный полуостров Америки — Аляска — принадлежал России, и на нем, а также на ближайшем к нему острове Ситха жили русские колонисты.

При Павле I была учреждена «Русско-американская компания», администрации которой давалось право «делать открытия и занимать открываемые земли в российское владение, заводить заселения и укрепления для безопасного пребывания, производить мореплавание по всем окрестным народам и иметь торговлю со всеми окололежащими державами…» Среди пайщиков этой компании были и великие князья, разорившиеся для этой цели на целых шесть тысяч рублей, правителем же заокеанских владений России был купец Баранов, уроженец города Каргополя.

Обладать американскими землями при отсутствии военного флота на нашем Дальнем Востоке оказалось затруднительным делом.

Для охраны этих колоний приходилось посылать военные суда из Кронштадта вокруг всей Европы, Африки и Азии.

В 1824 году, то есть в конце царствования Александра I, в эту длительную и небезопасную экспедицию был отправлен на парусном судне по имени «Крейсер» капитан 2 ранга Лазарев, впоследствии знаменитый адмирал, руководитель доблестного Черноморского флота. Одним из помощников себе пригласил он лично ему известного с наилучшей стороны молодого, всего двадцатидвухлетнего, лейтенанта Павла Степановича Нахимова.

Теперь чрезвычайно сложная наука управления парусами на огромном судне, как военном, так и торговом, уже забыта. В те времена она лежала в основе всего морского дела. Умение маневрировать, то есть управляться с парусами во всякую погоду, ценилось выше всего, да и не могло быть иначе. Матросы поэтому должны были уметь лазать по вантам, как акробаты, а ванты — веревки бывали очень часто, в зимнюю или осеннюю пору, обледенелыми, и слоем льда охватывало весь рангоут, то есть все дерево снастей.

В таком именно виде и был «Крейсер», добравшийся до Южного Ледовитого океана. Страшная буря трепала тогда фрегат. Его то взмывало на гребень огромной волны, то бросало стремительно в пучину, и все в нем трещало, рокотало, звенело, рвалось… Большую опытность и немалую ловкость и силу нужно было иметь, чтобы удержаться даже и на палубе, не только на вантах, где убирались последние паруса. И вот, случилось то, что вполне могло случиться в такой шторм: один молодой матрос сорвался с обледенелых снастей в воду.

Едва успел прокатиться по судну крик: «Человек за бортом!», а уж матроса отшвырнуло гигантской волной так далеко от судна, что нечего было и думать добросить до него «конец» — канат, за который он мог бы схватиться.

Но едва увидел далеко над водой голову своего матроса лейтенант Нахимов, он тут же кинулся к катеру, прикрепленному к боканцам фрегата.

— Спускай катер! — скомандовал он матросам около себя, и они спустили катер, и шесть человек из них вместе с Нахимовым тут же взлетели на гребень волны и рухнули в зеленую падь и снова взлетели, держа направление на матроса, который еще боролся с волнами.

У Нахимова это был героический порыв, мгновенный, нерассуждающий: нужно было спасти человека. Некогда было даже спросить разрешения на это у командира, у Лазарева, который был в это время на другом конце фрегата. Нахимов помнил только слова Петра: «Промедление — невозвратной смерти подобно». Он не допускал даже и мысли, чтобы Лазарев мог не дозволить ему броситься спасать сорванного штормом матроса.

А Лазарев ахнул, когда ему доложили об этом.

— Боже мой! Боже мой!.. Верну-уть!.. Покричать ему в рупор: «Командир приказал вернуться!»

Кричали в рупор, но уже не видели, кому кричали: сильнейший шквал принес вдруг ливень, сквозь который видно было так же, как сквозь войлок. Фрегат при этом накренило до предела и раскачало так, что волны начали перекатываться через палубу. Не о катере с шестью матросами-гребцами — нужно было думать только о том, как спасти фрегат. И Лазарев, за плечами которого было уже несколько кругосветных путешествий, напряг всю свою энергию, всю опытность «старого морского волка», чтобы выдержать борьбу с разбушевавшейся стихией.

И три часа длилась эта неравная борьба, и экипаж фрегата выдержал ее с честью. Нечеловеческими были усилия и командира и команды, но они и не могли быть иными: смертельная опасность рождает их. Древняя, как жизнь человека на земле, пословица говорит: «Кто бежит от смерти, у того вырастают длинные ноги».

Только когда шторм явно пошел на убыль, а ливень пронесло дальше, Лазарев нашел возможность погоревать о своем любимце Нахимове, а также о шестерых матросах, свято исполнивших нахимовский приказ и теперь вместе с ним погибших.

— А вдруг они не погибли? — спросил он самого себя вслух. — А ведь нам сейчас уже можно, пожалуй, и паруса ставить и идти дальше… Как же мы пойдем, когда… когда даже не знаем, куда делся наш катер?.. Ведь катер-то сам по себе потонуть все-таки не мог!

И вот тогда-то обратился к Лазареву стоявший рядом с ним матрос:

— Вашвсокбродь! Дозвольте мне, я на салинг полезу, может, увижу, где катер!