Витязи в шкурах

— Благоволишь ты ему! — сердито сказал Райгула, подходя. — Опять весь вечер будут пить и возле костра скакать.

— Тебе жалко их же кумыса?

— Почему он у тебя просит?

— Кончак запретил им пить, пока меня охраняют. А вот если князь угостит…

— А ты и рад угождать!

Игорь внимательно посмотрел на тысяцкого. Маленького роста, сухопарый, он сейчас напоминал ему беркута, готового ударить жертву.

— Что лаешься? — спросил миролюбиво.

— Бояре ропщут.

— Бояре ропщут всегда. Что им не по нраву?

— Что дружбу водишь с погаными. Сколько наших полегло в Поле! Сколько мучатся в полоне! А ты ездишь на охоту, пьешь с погаными кумыс, забавляешься плясками их девок. И не только плясками! — насупился Райгула.

— Еще они говорят: я завел войско в Поле, погубил тысячи дружинников и воев, — усмехнулся Игорь. — Так?

— Так.

— А они не вспоминают, как сами кричали на пирах? Как требовали от меня вести их на поганых? Как хотели испить шеломом из Дона и переломить копья о край Поля половецкого? Кто не позволил мне увести войско ночью, когда потоптали орду, а наутро обступили нас половцы? Кто требовал отдыха и дележа добычи? А сейчас они ропщут: князь виноват! За свой грех я отвечу пред богом. А они?.. Что им не по нраву? Князь один забавляется? Я всех зову на охоту и в свой шатер. Что не идут?

— Грех, князь веселиться, когда родная земля кровью заливается!

— Мы ей крепко пособим, если будем сидеть в шатрах и лить слезы?

— Все равно не гоже, князь! — насупил брови Райгула.

Игорь внимательно посмотрел на тысяцкого. Тот стоял, непреклонно, в упор глядя на него маленькими темными глазами. «Сказать ему? — заколебался Игорь. — А сохранит в тайне? Побежит к боярам — они ему роднее. И не сказать нельзя — без помощников никак. Придется».

— Сам знаю, что не гоже, — вздохнул, кладя руки на плечи Райгулы. — У самого душа болит.

Тысяцкий смотрел на него удивленно.

— Кончак, уезжая в поход, велел мне охотиться, пить кумыс и смотреть на пляски девок половецких. Вот и делаю так, чтобы все думали: князь покорен.

— Но зачем?

— Если я буду дни напролет сидеть в шатре, ходить с постной рожей, как твои бояре, что подумает охрана? Что князь задумал недоброе. И будут меня сторожить крепко. Со злом. Потому как без кумыса они злые.

Тысяцкий все еще не понимал.

— Я не смогу убежать, если меня будут хорошо стеречь! — сердито сказал Игорь.

— Задумал бежать? — Райгула не смог скрыть изумления. — Это невозможно!

— Прошлым летом из половецкого полона бежали сотский Якуб с сыновцем. Их держали под самой Тмутараканью, у них не было ни коней, ни друзей добрых, но они пришли на Русь! Чем я хуже?

— Поймают поганые — в колодки забьют!

— Тогда буду лить слезы! — усмехнулся Игорь.

— Но зачем бежать? — все еще недоумевал тысяцкий. — Выкупа жалко?

— Не нужен Кончаку мой выкуп. Ему Святослав Киевский за меня две тысячи гривен давал. Целый воз серебра! Не взял хан. Ты когда-нибудь слышал, Райгула, чтобы половецкий хан от серебра отказался?

Тысяцкий покачал головой.

— Не собирается Кончак меня из Поля отпускать.

— Что хочет?

— Чтобы я с ним на Русь ходил. Как когда-то мой дед Олег. Чтобы вместе русские города приступом брали, имение грабили, людей в полон гнали.

Маленькие глазки тысяцкого округлились.

— Ты вот про Русь, что кровью обливается, плачешь, — продолжил Игорь. — А что будет, если вместе с ханом пойду? Озлюсь сердцем, как дед, когда его с родных земель согнали? Умоются кровью все — от Переславля и Киева до Смоленска и Новгорода Великого!

— Грех, князь! — перекрестился тысяцкий. — Даже думать нельзя!

— Что делать? Убить себя?

— Великий грех! — снова перекрестился Райгула.

— Это мой грех, и я за него в ответе. Но что будет с Северской землей, если меня не станет? Сам знаешь, без князя земля долго не простоит — найдутся хозяева. Кто? Брат в полоне, оба сына — в полоне, сыновец — в полоне. Значит, чужой! Придет, выгонит Ярославну с детьми из Новгорода Северского, как когда-то меня с матерью выгнали из Чернигова. Мое горе? А что будет с тобой, Райгула? Новому князю старый тысяцкий без нужды — у него свой есть! Куда пойдешь, где голову преклонишь? Кем Михалко станет? Гриднем у чужого князя, как Улеб Гомийский? Ты этого хочешь?

— Нет!

— Тогда помогай!

— Буду! — поклонился Райгула. — Только боярам сказать надо.

— Им терять нечего. Поклонятся в ноги новому князю, он их приласкает. Земли у боярина забрать нельзя, а князю в новой земле укореняться надо — с боярами дружить будет. Они это знают, потому смиренно ждут выкупа. Не говори им!

Райгула не стал перечить. Вздохнул:

— Поганые сейчас города наши жгут!

— Ярославна отобьется. Святослав Киевский поможет.

— Добрую жену тебе бог послал, княже! И лицом красна, и умна, и распорядительная, и детей тебе хороших родила. Тяжко ей сейчас!

— Знаю! — посмурнел лицом Игорь.

— И нам убежать будет тяжко. Охрана хоть кумыса напьется, а кругом — половецкий стан! Пастухи не спят — стада от волков охраняют. Увидят — шум подымут! Не уйдем!

— Помогут!

— Кто?

— Овлур.

— Ты веришь ему?

— Другого помощника среди половцев у меня нет. Приглядываюсь к нему. И ты с Михалкой гляди.