Витим Золотой (Роман 2)

Белозеров продолжал тихо шагать от окна к двери и обратно. Под толстым ковром чуть слышно поскрипывали половицы. В кабинете становилось все темней, а лампы почему-то не принесли. Даже молчание в этой сибирской сумеречной тишине становилось каким-то тягостным.

- А знаете, Иннокентий Николаевич, - будто издалека раздался в темноте голос Альфреда Гинцбурга, - рабочие Феодосиевского прииска собрали по добровольной подписке пятнадцать тысяч рублей.

- Что такое! - Растерянный и сбитый с толку Белозеров остановился посреди кабинета. - Как так собрали?

- А всего, говорят, собрано свыше сорока тысяч, - словно не слыша его нелепого выкрика, продолжал Гинцбург.

Из донесения агентов ему было известно, что рабочие теперь живут одной крепко спаянной семьей, полные доверия и дружбы. Вся сумма до единой копейки была распределена среди семей погибших. Вдова получала по сто рублей на себя и столько же на каждого ребенка. По решению стачкома дети погибших и вдовы отправлялись в первую очередь. Обо всем этом сейчас рассказал Белозерову Гинцбург. Среди служащих шел слушок, что главный управляющий начал сильно пить и уже делами почти не занимался. В наступавшей темноте монотонно стучали стенные часы, беспощадно отсчитывая время. Сквозь гнусавый комариный вой Белозерову сейчас чудился отдаленный, многоголосый гул толпы. Вдруг широкое итальянское окно кабинета осветилось ярким заревом, и комната начала наполняться кровавым светом. У ближних бараков один за другим взвивались столбы огня, крыши и стены засыпались высоко летящими искрами. В хаосе этого бурлящего пламени мельтешил народ.

- Пожар! - крикнул Белозеров и попятился от окна.

- Казармы горят! - проговорил выскочивший из-за стола Гинцбург.

- Феоктистов! Горелов! - орал перепуганный Белозеров. - Где вы, разбойники?

- Да тут я, Иннокентий Николаевич! - отозвался вбежавший чиновник Горелов, одно из самых близких и доверенных лиц главного управляющего.

- Где пожар, что горит? - У Белозерова дрожали скулы. В кабинете стало совсем светло.

- Да нет, Иннокентий Николаевич, никакого пожара, - торопливо ответил Горелов.

- Как нет? А это что? Ослеп! - Белозеров взмахнул руками.

Огненное зарево полыхало теперь уже над всем прииском, ослепительно сверкая на стеклах приземистых казарм и домишек. Пламя поднималось на уровне крыш.

- Это не пожар! Это рабочие свое барахлишко жгут, - презрительно ответил Горелов.

- Баррахлишко?! - с грозной исступленностью крикнул Белозеров.

- Так точно, Иннокентий Николаич, все предают огню. Все, до единой табуреточки.

- Да как они смеют! - закричал Белозеров.

- Недаром говорят, - вмешался Гинцбург, - что мы живем в варварской стране, среди необузданных дикарей.

- Полегче, господин барон, - бросил Белозеров, не догадываясь, что этой фразой он облегчает начало неприятного разговора.

- Да, да! Дикарская страна, и вы такой же дикарь, как и ваши русские соплеменники!

- Вот как! - Белозеров исподлобья посмотрел на главного акционера и с расслабленной грузностью присел на стул.

Оба замолчали, глуша в себе одолевавшую их ярость, далекие от мысли, что они почти ничем не отличаются друг от друга. Оба прожили беспокойную, недобрую жизнь, с единственным стремлением нажить больше денег.

- Значит, я дикарь-с? - Белозеров с присвистом вздохнул.

Гинцбург, не отвечая, по-хозяйски присел в кресло и склонился над бумагами, попыхивая длинной гаванской сигарой. Выжидал.

- Выходит, я уже никто? Иннокентий Белозеров отдан на заклание, так я понимаю, ваше сиятельство?

- Ну, если хотите, речь идет о вашей отставке, - несколько смягчившись, ответил Гинцбург.

- Какой же, ваше сиятельство, будет отставка - с позором или с бубенчиками? - Белозеров прервал свою речь, чтобы перевести дыхание.

- Не ломайте, господин Белозеров, комедии.

- Но я же дикарь!

- Да, нам весьма дорого стоит ваше дикарство. Еще не подсчитано, во что обойдется вся эта история!

- Те-е-э-экс! Может быть, мне выколют глаза за то, что я мало для вас награбил?

Гинцбург молчал. Он ожидал, что вспышка гнева будет более бурной, потому старался не дразнить Белозерова.

- Кешка Белозеров, валяй на покой... Вот до чего ты дослужился! Неужели у вас для меня нет даже доброго слова? - Рот бывшего управляющего перекосился. - А вы ведь, господин банкир, истинный живоглот! Ей-ей!

Гинцбург сухо рассмеялся.

- А вы что же, воображали, что я тот самый банкир, который бегает по театральным подмосткам с полным мешком золота и раздает его пустоголовым зевакам направо и налево?

- Да, да, мне казалось - только один я без предрассудков... Так мне и надо!

Белозеров всхлипнул и быстро вышел в боковую дверь.

Его царству на Витиме пришел конец.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Рождался новый день. Солнце всплывало из-за синей тайги. Кровавая дымка утренней зари волшебно таяла в первых лучах солнца, зажигая своим светом высокие на взгорье кресты и могилы, уже успевшие зарасти молоденькой травкой.