Витька Мураш - победитель всех

Нужно было прокопать между озерцами канавки, но так, чтобы оставить между ними перемычки. И еще одну канавку — к реке. А потом разрушить перемычки, тогда вода из озерков пойдет в реку, а с ней уйдут и мальки.

Я свой участок копал вместе с Колькой. Земля была сырая, много корней — настоящая целина. Самый трудный участок достался, конечно, нам. А все из-за Кольки. Иван Сергеевич считает, что Кольке можно доверить любое дело. Вот и доверил. А заодно и мне доверил, раз мы всегда вместе работаем.

У меня от этого доверия плечо через час заболело. А Колька копает.

Я говорю:

— Отдохнем?

— А другие отдыхают?

Я огляделся. Вроде все копают. Даже девчонки. Даже культурный Илларион копает. Один Батон разгуливает по лугу.

— Мелков, ты почему не работаешь? — спрашивает Иван Сергеевич.

— Рука болит. Копнул один раз, она сразу заболела. Не верите?

— Верю. Даже ни на секунду не сомневаюсь, — говорит директор. — А есть ты хочешь?

— Ой, давно уже! — обрадовался Батон. — Скоро обедать будем, да?

— Это от тебя зависит. Бери у меня в катере крупу, вари на всех кашу.

— А котел?

— Там же.

— А дрова?

— В лесу.

— Так далеко же, Иван Сергеевич.

— А я тебя не тороплю.

— А как я буду рубить с такой рукой?

— Знаешь, Мелков, — говорит Иван Сергеевич, — иди отсюда скорей и не мешай другим работать.

— А можно, я еще кого-нибудь возьму?

— Бери.

Я говорю Кольке:

— Сходить, что ли? Батончик один не справится.

— Иди, — отвечает Колька. — Только, Мураш, я тебе вот чего сказать хотел… Знаешь… Ты к Наташе не приставай.

— Да я ее с того дня не видел!

— К Наташе Кудровой.

— К Наташке?! Ты что, чокнулся? Это она ко мне пристает! Да чихать я на нее хотел восемь раз!

— Вот и не приставай больше.

И Колька снова стал копать. Я смотрю на него и ничего не понимаю.

— Ты что, культурный стал, как Илларион? Какое тебе до нее дело?

Колька молчит и копает.

— А к другим мне приставать можно?

Колька копает и молчит. Тут подошел Батон и позвал меня за дровами. Идем мы к лесу, я спрашиваю:

— Батончик, ты не знаешь, чего это Колька за Наташку заступается?

— За Кудрову?

— Ну да.

Батон посмотрел на меня да как заржет:

— Ой, не могу! Ну, ты даешь!

— Дурачок ты, Батонский, — говорю я.

— Нет, не дурачок, — отвечает Батон. — Это вы так думаете, что я дурачок. А я за вами все замечаю. Ты знаешь, что он ее в Приморск на мопеде возил?

— Ну и что? — говорю. — Он и меня возил.

— Вы-то просто катались, а ее он в кино возил!

— А какая разница?

Батончик опять заржал.

— Подрастешь, узнаешь какая.

— И так знаю, — говорю я. — Только ты все врешь.

— А пускай хоть вру, — согласился Батон. — Мне сейчас главное — пожрать. У меня от голода даже спина чешется. Мы сейчас, пока варим, пожрем, а потом еще со всеми, да?

Нарубили мы с Батоном сухой ольхи. То есть не мы оба рубили, а я один. А Батон в это время все рассказывал, в каком месте у него от голода чешется. Я даже не выдержал, отдал ему колбасу, которая у меня в кармане лежала. Он кусанул ее один раз — половины нет. Я смотрю: у него по горлу комок опускается, как у змеи, когда она мышь проглотит.

— Хе-хе хахахит?[3] — спрашивает Батон.

— Не надо, — говорю, — ешь всю.

Но зато, как варить, Батон соображает здорово.

Когда мы вернулись на берег, я только костер разжег. Все остальное делал Батон. Меня не подпускал.

Полез он в сумку к Ивану Сергеевичу и обрадовался.

— Мураш, топленое масло есть! Ну и каша будет мощная!

Батон полизал масло и сказал, что оно не горчит. Потом засыпал крупу и поставил котел на огонь. Юлил он возле этого котла, как змей. То прибавит огонь, то убавит, то помешает, то попробует. Он мешал веткой и облизывал эту ветку через каждую минуту. Я тоже хотел попробовать, но он меня оттолкнул.

Каша у него сначала булькала, потом фыркнула, потом пыхтеть начала. Тут Батон ее с огня снял, укутал чехлом от мотора и сказал:

— Теперь пускай отдохнет.

В это время нас позвал Иван Сергеевич.

— Ты иди, я кашу покараулю, — сказал Батон.

Я подошел к Кольке и увидел, что он за нас обоих выполнил норму. Мне это не очень понравилось. Получалось, будто я какой-то пенсионер. Но я мысленно пообещал, что, когда мы поплывем на рыбалку, грести буду я.

— Рушь перемычки! — крикнул Иван Сергеевич.

Ребята кинулись как сумасшедшие. Там и копнуть надо по три раза, но каждому самому хотелось пустить воду.

И пошел наш малек!

Раньше я думал, что его просто много. А теперь оказалось, что его сто миллионов или миллиард миллиардов. Они так рванулись, будто им впереди бочку с вареньем поставили. Просто удивительно, как они своим малявским мозгом сообразили, что сейчас выплывут на свежую воду. Я даже подумал, что они не глупее коров. А может быть, у них тоже есть свои ученые и свои учителя, которые говорят им, что делать и куда плыть.

Когда вода сошла, в углублениях озерков малька осталось еще порядочно. Это были, наверное, самые глупые или их учитель удрал в одиночку. Этих мы тоже спасли. Вычерпали их ведрами и перенесли в речку.

— Шабаш, — сказал Иван Сергеевич, — пойдем кашу есть.

Когда мы подошли, Батон подвинулся поближе к котлу. Наверное, ему не понравилось, что нас так много.