Витки времени

Здесь, на открытом месте, они полностью вкусили силу ветра. Плотина была очень гладкой, и Моран изо всех сил старался не упустить опору под ногами, когда следовал за стариком по ее вершине к пропасти. Он попытался что-то сказать, но открытый рот тут же забил ветер. Тогда Моран наклонил плечи над потерявшим сознание марсианином и упрямо шел дальше.

Прямая, как стрела, фиолетовая дорога разделяла долину на две части. Пока они шли, борясь с ветром, впереди маячил гигантский сияющий кристалл, а за ним еще более яркое сияние пропасти, которое становилось все более ослепительным, пока они не были вынуждены прикрыть глаза. Внезапный порыв ветра развернул Морана и бросил на колени, но он поднялся и продолжал упорно шагать.

Старик шел, покачивая на руках меч, точно ребенка, склонив свою седую голову. Моран чувствовал, что свет жжет его кожу, буквально вгрызается в нее. Он вырывался из скалы под ногами и бил во все стороны, так что Морану казалось, что он идет по полосе фиолетового льда, протянувшейся над пропастью.

Старик остановился. Плотина стала совсем узкой, всего восемь футов в ширину, и вой ветра утих настолько, что Моран уже смог услышать его голос:

— Положи его там, у подножия.

Моран сделал вперед шаг, два, три и положил тело марсианина у подножия хрустального вала. Затем шагнул назад и осмотрелся.

И увидел, что сюда плывет она.

Она была женщиной, высокой, выше большинства людей, и очень стройной. Ее волосы красным водопадом спадали по нагим белым плечам, окутывая все тело завесой шелковистого пламени. Руки были прижаты к телу и, казалось, светился каждый розовый ноготок. Голова чуть опущена, красные губы приоткрыты. Глаза закрыты, а тени длинных темных ресниц лежали на щеках, нежных, как белый бархат.

Она плыла в пустоте, в полости кварца, точно в овальной шкатулке, заполненной фиолетовым сиянием, окружавшим ее ореолом. Сияние из пропасти, казалось, как-то собралось, свернулось, сжалось в неосязаемую среду, в которой плыла она, прижав друг к другу маленькие ножки и всеми десятью пальчиками ступая по пустоте. Это была женщина, о которой мечтали все мужчины с начала времен, и Моран почувствовал, как горячая лава желания покатилась по его жилам, и вся дикая ярость любви собралась в вырвавшемся у него мощном крике.

Рука деда легла на его плечо, но Моран сбросил ее. Негнущимися ногами, как робот, пошел он вперед. И услышал безумное, ликующее кудахтанье марсианина.

И увидел, как открылись ее зеленые глаза и глянули на него сверху вниз.

В мире исчезло все, кроме ее любви и сияния. В мире исчезло все, кроме ее полураскрытых алых губ и теплой нежности пламенных волос. Душу Морана залило сияние ее глаз цвета морской волны, зовущих, вытягивающих из него жизнь, чтобы смешать ее со всеобщей жизнью Нирваны, доселе неизвестной человеку.

В МИРЕ, ГДЕ трава металась всполохами изумрудного пламени, где деревья склонялись, отягощенные жемчугом плодов и проливались потоками жидкого сапфира, бродил он рядом с ней под кипящими фиолетовыми небесами и пил из серебряной чаши, какую она подносила ему, чувствуя, как пламя бежит по его жилам, когда он опускался в объятиях с нею в глубины фиолетового тумана, из которого она черпала бессмертие свое... и его.

В мире, где нежный, ароматный бриз срывал морскую пену с нефритовых яблок, и медлительные волны набегали на коралловый песок, лежал он, полный сновидений, под серебристой луной и темно-фиолетовым небом, усеянным ромбами звезд. В полутьме, образованной покрытыми пленкой ветвями гигантских папоротников, возлежал он на упругих мхах и играл в любовь с девами, приходящими к нему из пульсирующей темноты и из серебряных лунных лучей, они насмешливо звали его, соблазняли его на холмах и в долине вплоть до самых серых, холодных лучей рассвета, а он натыкался на них среди просыпающихся орхидей и смотрел, как они сливаются и объединяются в божественную Ее.

Плоть от плоти ее, он висел в пустоте над Вселенной и видел под своими ногами яркие облака, видел, как он ступает по остриям туманного света, и бежит в непроницаемую космическую тьму, одновременно находясь в объятиях ее тонких теплых рук, купаясь в пламени ее волос, вкушая сладостный напиток ее темно-красных губ — пока во всей Вечности не остались они вдвоем, только они, утоляющие голос любовным пиршеством, они, мужчина и женщина, пара и нечто единое, до скончания времен.

Душа в душу, плавали они там, где горели огоньки светящихся пятнышек, откуда-то приплывали и крутились вокруг него, как ароматный дымок. Он поймал один такой огонек, зажал между большим и указательным пальцами, полюбовался им и понял, что это Вселенная Вселенных, бесконечно маленьких, бесконечно далеких, где время жизни всех миров длится лишь один удар его пульса. И одновременно он жил в том микромире, как жил в пламени ее волос, как жил в ней самой, ловя зеленое обещание ее полуприкрытых глаз, сплетая медную паутину ее волос, и опускаясь все ниже и ниже в беспредельную тьму, где светились лишь два огонька ее глаз, пристальных, глядящих на него из небытия.