Витькины небеса. Жить ради Победы

      Работники завода, конечно, не носили с собой эти красивые и в прямом смысле слова дорогие бумажки. Номера облигаций каждый записывал на листочек. С этими-то листочками и подходили они, отработав смену, к стене в парткоме, на которой вывешивались таблицы выигрышей. Вечерами около той стены всегда толпились люди. Редко удача улыбалась заводчанам, но время от времени кому-то везло. Бывало, выигрывали и по 100 рублей и по 200, а намедни прошёл слух, что в Кирове кто-то аж тысячу выиграл!

      Вот и Витька не остался в стороне, приобрёл на свои кровные с первой зарплаты облигацию. Шёл в партком с заветным желанием: взять вот так, да и выиграть главный приз. Протолкнувшись к таблице, затаив дыхание, принялся Витёк проверять свои цифры. Что же, чуда не произошло. Выигрышем и близко не пахло. Сам не зная почему, Витька переписал к себе на листочек цифры облигации, выигравшей главный приз: фантастические 30 тысяч рублей, да и отправился восвояси.

      На следующий день после работы ноги сами понесли Витьку в барак парткома. Шёл он туда, не понимая зачем. Ведь со вчерашнего вечера там ничего не изменилось. И точно. Такая же толпа, только люди другие, ведь те, что были вчера, свои облигации уже проверили. В толпе маячил Витькин знакомец Федька-Штырь, который имел несносную привычку каждый раз при встрече как-нибудь подкалывать Витьку. Не обошлось без того и сейчас:

– Дорогу! Дорогу! – наигранно прокричал Федька. – Дорогу главному везунчику!

      Как ни странно, но толпа притихла, расступилась. Все молча смотрели на Витьку, и тому ничего не оставалось, как подойдя к стене с таблицей, развернуть свой мятый листочек с цифрами. Витьке прекрасно знал, что его облигация не выиграла, но деваться некуда.

– Ну так как, повезло ли нашему штабисту? – не унимался забияка.

      Витька тщательно сверил цифры и тихонько молвил:

– Не совпало.

– Эх, ты; «не совпало»! Когда же у тебя что-нибудь получалось? Катился бы уж отсель!

      Витьке стало так горько от обиды! Он растерялся, а потом выпалил:

– Неправда! По первой облигации только не совпало, а по второй – выиграл!

– Надо же, какой богатый, – промямлил Федька, – у него, понимаешь ли, целых две облигации.

      Витька сам не понимал, зачем он так сделал. Он молча стоял. Кто-то из толпы взял из его рук бумажку и, проверив, присвистнул. Шепоток восхищения и зависти разнёсся по толпе:

– Ух ты! Во даёт! Ну и парняга, везучий! Главный приз хапнул! Тридцать тысяч!

      Витёк забрал свой листочек, аккуратно сложил его в карман, зыркнул на притихшего Федьку и в воцарившейся гробовой тишине важно проследовал к выходу сквозь расступившуюся толпу.

      Пару дней после этого случая мальчишка ходил король королём. Потом слухи о непомерном Витькином богатстве докатились до мамы и бабушки. Они стали требовать часть выигрыша, ведь жили впроголодь. Целый вечер потратил паренёк, втолковывая им, не верящим, что то была лишь шутка. Но шутки кончились на следующий день, когда новоявленного богача поймал на заводе парторг Степанов и стал настойчиво намекать на то, что настоящие советские патриоты всегда переводят большую часть выигрыша в Фонд обороны. Долго же Витьке пришлось доказывать, что он не верблюд.

***

      Однажды его пораньше освободили с работы. Завалившись домой, Витёк обнаружил одного из подселенцев, выскальзывающим из бабушкиного угла. На сей раз «отличился» тихоня Семён. Он принялся судорожно поправлять занавеску, словно ради этого неотложного дела сюда и подошёл.

– Да что ж такое? Мёдом там, что ли, намазано? То один залезет, то другой, – разозлился Витька. – А ну, отвечай: что ты там искал?

– Н-ничего не искал, п-показалось тебе, – оправдывался Семён. Но потом сознался, что очень ему любопытно стало бабушкину икону получше рассмотреть, да так её и не нашёл.

      Витька помнил, что и сам частенько любопытствовал по этому поводу. Ну, а вдруг не за этим Семён туда лазил? Уж не батино ли прощальное письмо он там искал? И не он ли в таком случае сдал отца НКВД-шникам? А Витька-то грешил на Степана! Как же тут разобраться?

      …Наступил вечер и вся семья была в сборе. Тётя Глаша пришла на этот раз вся в слезах. Лишь одного взгляда на их соседку-почтальоншу хватило, чтобы понять, что произошло. Всё внутри Витьки оборвалось. Тётя Глаша не могла из себя выдавить ни слова, только ревела навзрыд. Бабушка опустилась на табуретку и заплакала, лицом уткнувшись в свой фартук. Мама отвернулась к окну, крупные слезы ручьями текли по её щекам. Скоро настроение взрослых передалось толком ничего не понимающим малышам, они тоже все начали плакать. И только Витька стоял как столб; ни слезинки не вынырнуло из его глаз, уставившихся в одну точку на потолке. Он был весь напряжён и не знал, сколько времени всё это продолжалось. Наконец тётя Глаша, так и не проронив ни слова, приблизилась к пареньку, сунула, не глядя, в Витькину руку похоронку и, охая-всхлипывая, поплыла к выходу.

      Мальчишка стоял убитый горем. Ему вспомнились батины слова, сказанные тем далёким тёплым вечером 22 июня 1941 года: «Остаёшься за старшего, сын».

18. ГОЛОД