Витражи лесной столицы

– Когда ты переживаешь, что вы с Мокки – как ты это сказала? – камни, тянущие меня на дно, то это тоже не обо мне. А о тебе и Бакоа, – подмигнул он. – Мол, вы такие крутые плохие ребята, а я такой белый, пушистый и наивный, что вы меня портите, а я этого в упор не вижу, бедняжка. И, только чудом вырвавшись из круга вашего тлетворного влияния, я могу понять, что происходит, ужаснуться и наконец-то сбежать. Оставив вас в вашем темном царстве, – он сделал паузу, потом передернул плечами. – Брр-р. М-да, это действительно звучит плохо. Весьма грустный сценарий. Но по факту это чистая фантазия. И знаешь, что создало ее в ваших головах? Гордыня. Да-да. Она самая. Мысль о том, что вы, молодцы такие, все контролируете… В том числе меня. А это не совсем так. Или, если быть честными, это совсем не так. Безусловно, в мире есть люди, с которыми сработал бы описанный выше вариант, но. Во-первых, это не я. А во-вторых, на таких людей ни ты, ни Мокки влиять бы не стали. Они бы вас вообще не заинтересовали, как и вы их. Так что. – Тилвас пожевал губами, потом твердо и уверенно продолжил: – Забей. То, о чем ты волнуешься – удержать кого-то из-под палки, – по сути невозможно. В твоем случае. Тем более, если этот кто-то – я.

Договорив, Тилвас вдруг резко оглянулся через плечо.

– Бакоа. Чисто к твоему сведению: я знаю, что ты здесь, причем давно.

– Пф! – Вор шагнул из-за пелены тумана и по-свойски плюхнулся рядом с нами на палубу. – Я просто не хотел своим появлением мешать твоему миленькому монологу, Талвани. Пробуешь себя в амплуа проповедника, я погляжу? Неплохо получается.

– Конечно, я же во всем шикарен.

– И это он еще говорит о чужой гордыне.

Тилвас подмигнул, Мокки осклабился. Я фыркнула.

Потом Бакоа бросил перед нами журнал капитана, в которым были собраны списки и краткие сведения о всех пассажирах.

– Эта девица и впрямь из Шолоха и работает на Анте Давьера, – вор пальцем постучал по одному ему видимой в ночи строке. – Твое унылое «угу», Джерри, мне категорически не нравилось, и я пошел проверить данные. Пять минут – и вот мы знаем, что Талвани и впрямь тусуется с этой лесной ведьмой не просто так, а для работы. А ты боялась!

– Бо-о-оги, Мокки, как ты крут, – добродушно рассмеялся Тилвас.

– М-да, – я взлохматила себе волосы. – Я одна, что ли, сегодня не в геройской форме, получается?.. Только ошибаюсь, грущу и ничего не предпринимаю?

– Ну, кто-то же должен оттенять наше с придурком величие, – пожал плечами Бакоа и тотчас получил от меня тычок под ребра.

Какое-то время мы молчали. Напряжение быстро таяло, как сливочное масло, которое положили на свежий горячий тост. Тилвас взял меня за руку и сжал ее так нежно, что в ответ у меня трепетно зашлось сердце. Становилось теплее. Кажется, где-то за пеленой тумана, за горизонтом, занимался рассвет: чернота окрашивалась нежными лиловыми тонами. Вдалеке послышались первые крики чаек.

Но вдруг я спохватилась:

– Стоп, Талвани! Про гордыню – это была неприятная из обещанных тобой двух тем разговора. А что насчет второй?

– Ах да! Точно.

Он улыбнулся, выныривая из своих мыслей: все мы были слегка зачарованы этим таинственным рассветом на корабле.

Голос Талвани понизился, интонация стала серьезнее, когда он сказал:

– Хорошая вещь заключается в том, – с расстановкой начал он, – что я по своей воле, в полном сознании и во всей мощи своего только что доказанного понимания человеческой натуры никуда, никуда не уйду от вашей компании. Тебе, Джерри, вообще каюк в этом смысле.

Я почувствовала, как кровь хлынула к моим щекам, когда он наклонился и снова поцеловал меня – быстро, ведь мы все-таки были не одни, но чувственно.

– Вот такие дела, – нарочито трагически продолжил Тилвас. – Придется вам как-то с этим жить, ребята.

Он негромко рассмеялся, увидев мое смущение и раздраженно закатанные глаза Мокки, зачерпнул рукой горсть порозовевшего тумана и наконец уверенно заявил:

– Мне кажется, нас ждет еще не одно прекрасное приключение.

Однажды утром в Сироппинге

Виолетта

Семнадцатое июня.

День, когда почтенные студенты форванского университета готовы драться за еду, будто оголодавшие гиены. Я не шучу!

Битвы случаются такие, что лазарет потом переполнен: тут порез, там ушиб, а здесь разбитое сердце, ибо «я думала, мы подруги, а она оттолкнула меня, чтобы первой оказаться в очереди».

Все дело в том, что семнадцатое июня – это день Тех Самых Блинчиков.

Главное блюдо кампуса. Знаменитое, традиционное, более того – исконное. Форванская легенда гласит, что тысячу лет назад, в год основания университета, сюда пришла пожилая семейная пара и попросила приюта: их собственный город пожрали пустоши постапокалипсиса. В обмен мужчина и женщина пообещали готовить еду для студентов.

И первым, что они приготовили, оказались блинчики с кленовым сиропом.

Жители университета посмотрели на них с некоторой снисходительностью, но стоило им попробовать это обычное, казалось бы, блюдо, как они пропали…