Витрины великого эксперимента

Хотя отчеты гидов обо всех встречах с иностранцами тщательно изучались, за много лет было всего несколько эффективных попыток принимающих организаций, таких как ВОКС, полностью стандартизировать практику и стиль показа объектов. Как мы уже знаем, внимание было сосредоточено на методах обучения иностранцев умению видеть советские достижения. Хотя для гидов имелись «методички» по конкретным объектам, на практике многое передоверялось экскурсоводам и персоналу, приставленному к визитерам на местах. Так, «гид-переводчик» ВОКСа Рабинович в 1927 году лаконично докладывал, что он объяснил гостям основной смысл каждого посещения:

Посещение показательно-образцовой школы им. Радищева на Вознесенской ул. Объяснение системы трудового воспитания… Посещение Сокольнического исправдома… Система содержания заключенных; перевоспитание нарушивших законы и т.д.^{369}

В первые годы сталинской эпохи были приложены новые усилия к тому, чтобы систематизировать способы презентации образцовых учреждений и обучить персонал отвечать на вопросы иностранцев. Например, в 1932 году ВОКС организовал консультации для собственных сотрудников и «ответственных работников» наркоматов, привлекавшихся, как считалось, к приему зарубежных гостей, с целью разъяснить, что именно нужно отвечать на «самые разнообразные вопросы…, интересующие иностранцев». В том же году 136 «ответственных» товарищей, проверенных московской парторганизацией, посещали занятия по политическим и практическим задачам, связанным с «обслуживанием» иностранцев. Мощный толчок в сторону централизации и «проверки» работы «Интуриста» последовал лишь в 1936 году, когда его руководство в ответ на критику со стороны ЦК партии решило открыть двенадцать методических кабинетов в разных местах и пересмотреть уже имевшиеся методички. Поскольку ранее центральные отделения «Интуриста» распространяли их, не вникая в то, как именно данные материалы использовались, теперь решили провести на местах проверки по методам и терминологии, бывшим в ходу на объектах. Цель состояла в том, чтобы «по-советски объяснить объекты показа». Несмотря на эти меры, «наверху» по-прежнему признавали, что очень многое зависит от гидов, что означало — от властей, оценивающих их работу^{370}.

Если для приема наиболее почетных гостей делались основательные приготовления, то этого нельзя сказать о нижних ступенях иерархии, где были «рядовые» политические туристы. Здесь многое то и дело шло не так, как надо. Инженер Уиткин сухо сообщал о своем опыте с «Интуристом»:

Мы посещали школы, фабрики, детские сады, многоквартирные жилые дома и театры. Наши гиды были, очевидно, не особенно сообразительны. Туристов нередко направляли совсем не туда, и результат выходил смехотворный.

Усвоив параноидальные приемы советской внутренней цензуры 1930-х годов, руководство «Интуриста» дошло до одержимости любыми ошибками и неточностями в информации, которую вдалбливали иностранцам, причем даже такими совершенно случайными, какую допустил гид из Севастополя, назвавший французскую интервенцию в Крыму в 1918 году не «контрреволюционной», а «героической»^{371}.

Стремление пресечь неформальные контакты иностранцев с гидами-переводчиками и персоналом и минимизировать стихийное общение зарубежных гостей с советскими гражданами стало особенно важной целью с конца 1920-х годов. Это отразилось также на самой структуре визитов. Например, громоздкие ежедневные расписания были отмечены в 1927 году как «недостаток» и отнесены на счет безудержной навязчивости чиновников разных рангов^{372}. Однако перегруженность расписания и трудность увидеть хоть что-то вне намеченного плана и маршрута оставались одной из самых частых жалоб иностранных делегаций и других, самых разных гостей. К тому же заниженный валютный курс и проблемы с транспортом, не говоря уже о языковом барьере, существенно препятствовали самостоятельным путешествиям по СССР.