Мы бежали по главному коридору, вступали в перестрелки и швыряли гранаты в боковые отнорки. Потеряли оставшихся мехстрелков и нескольких бойцов, но упрямо двигались вперед, и мне никак не удавалось вырваться в авангард. Десантники постоянно опережали меня, берегли, а на подступах к вражескому ГКП даже прижали к стене и заблокировали. Пришлось подчиниться, и пока я был без движения мой взгляд замер на привинченной к переборке бронзовой доске. На ней было название корабля и порт приписки: «Sydney», Royal-Ugana.
«Понятно, эсминец называется „Сидней“. Жаль, что не „Розалинда“», — подумал я и рывком высвободился из захвата десантника.
— Пусти!
Абордажир разжал руки, и я снова бросился вперед. Влетел на ходовой мостик вражеского корабля и оказался в гуще боя. Здесь огнестрельное оружие никто не применял. ГКП нужно всем, и нам, и тофферам. Поэтому в ход пошло холодное оружие и подручные средства.
— Берегись! — крикнул кто-то из десантников и я присел.
Над головой просвистел лом и, поднимаясь, стволом автомата я ударил в сторону противника. Бил наугад и попал. Ствол достал тоффера, крепкого жилистого мужика, в голову, пробил пластиковое забрало шлема и вонзился в глаз.
Резкий поворот автомата и рывок на себя. Тоффер закричал от дикой боли. Он потерял зрение, так как мушка вырвала ему глаз. А я еще и добавил. С ноги, прямым в грудь, а ботинки у меня, как и у десантников, тяжелые, с магнитными держателями, и он отлетел к стене. Там его и добили. А на меня бросился следующий противник, приземистый азиат с ножом. Вот только не добежал. Жора Ломов ударил его прикладом в шею и сломал тофферу позвонки.
Это был последний противник на ГКП, и я упал в кресло командира корабля.
Взгляд на часы. Захват отнял девять минут. И что происходило за пределами корабля, пока мы его захватывали? Пока неизвестно, но сейчас все прояснится.
К счастью, тофферы не заблокировали управление, то ли не успели, то ли надеялись удержать ГКП, и я смог с ним разобраться. Система подстроилась под меня и на шлем пошла информация.
«Забияки» нигде не было и в том месте, где он должен находиться, летали мелкие обломки и куски льда, замерзший воздух. Понятно. Фрегат погиб, а вместе с ним все комендоры и наши раненые. Простите, друзья. Не уберег вас и оставил на смерть. Но каяться и казниться буду потом. А сейчас смотрим дальше.
Атакованный «Забиякой» эсминец тоже не уцелел. Его не жаль — это враг. Хорошо артиллеристы поработали, славно.
Остальные вражеские корабли совершали маневры. Третий эсминец, крейсер и рейдер (по отметкам на экране локатора «Розалинда», «Самум» и «Кентавр») приближались к «Сиднею». А миноносец («Лапа Медведя») оттянулся в тыл. Тофферы сообразили, что произошло, и спешили на выручку своим собратьям. Пускай. Нам это и нужно. Лишь бы не расстреляли издалека. Только бы отыграть еще немного времени.
— Жора! — я обернулся к Ломову.
— Слушаю, — он вопросительно кивнул.
— Собирай своих бойцов. Сейчас нас штурмовать начнут.
— Как скоро?
— Семь-восемь минут. За этот срок ты должен организовать оборону и додавить сопротивление тофферов. Где они еще держатся?
— В реакторном отсеке и в нескольких кубриках.
— Вот и добивай, сволочей.
— Сделаем.
Ломов махнул рукой своим бойцам:
— За мной, парни!
Рубка опустела. На ГКП только я и один из штурманов «Забияки», да трупы на палубе. Про движение мы могли не думать, реакторный отсек под контролем противника. Поэтому все, что нам оставалось — ждать развития событий, надеяться на нерешительность противника и обороняться.
В этот момент на мониторе замигал значок в виде телефонной трубки. А затем появилась надпись: «Вызов с „Розалинды“. На связи Обадия Ноймарк».
«Переговоры? Если так, то мы только „за“. Можно и поговорить», — подумал я, нажимая клавишу приема, и опять увидел на экране вражеского командира.
В этот раз Обадия Ноймарк снял шлем и я смог разглядеть его лицо. Разглядеть и запомнить, чтобы не упустить эту сволочь, если я выживу, и судьба сведет нас вновь.
Человек как человек, пожилой блондин, приметных шрамов и родинок нет. Встретишь такого на улице и пройдешь мимо. Но было в нем нечто, выделяющее его среди других людей. На шее фрагмент татуировки в форме скорпионьего жала, выходящего к подбородку, а еще взгляд, уверенный и властный. Видимо, вражеский командир давно руководил людьми, легко отдавал приказы, и не привык к сопротивлению.
Все это отложилось на подкорку, и я вопросительно кивнул ему:
— Что скажешь, Ноймарк?
— Ты оказался хитрее, чем я ожидал, и смог обвести меня вокруг пальца. Но это ничего не меняет. Тебе не сбежать.
— Посмотрим.
Ноймарк прищурился и спросил:
— Доусон жив?
«Кто такой Доусон и почему Обадия про него спрашивает? Вариантов немного. Скорее всего, он говорит про командира „Сиднея“. И если так, что нужно сказать?»
— Пока живой, — ответил я. — Мои бойцы взяли его в плен.
— Я хочу с ним поговорить.
— Мало ли, чего ты хочешь. Я вот, например, очень хочу, чтобы ты отпустил нас с миром. Как тебе такой вариант? В обмен на твоих товарищей тофферов.