Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Одним из первых моих действий по возвращении в Германию из Лозанны стало посещение в Нейдеке Гинденбурга. Он пребывал в добром здравии и проявил полное понимание трудностей, с которыми мы столкнулись на конференции по репарациям, и тех мер, предпринять которые мое правительство считало необходимым. Внутреннее положение в стране за время моего отсутствия еще ухудшилась, предвыборная кампания привела к новому разгулу уличных беспорядков, и возникла необходимость вновь ограничить свободу, которую я предоставил нацистским «коричневым рубашкам». Я более не считал себя обязанным Гитлеру после того, как его газета «Volkische Beobachter» приветствовала нашу работу в Лозанне таким комментарием: «Дух Версаля восторжествовал – канцлер фон Папен подписал в Лозанне очередные обязательства». Предупреждение президента о том, что общественный порядок будет поддерживаться любой ценой, игнорировалось как коммунистами, так и нацистами. Поэтому я предложил Гинденбургу запретить за две недели до выборов проведение демонстраций и шествий всеми военизированными формированиями, на что он согласился. Нас серьезно беспокоило положение в Пруссии. Для стороннего наблюдателя, скорее всего, трудно будет понять, насколько возможности правительства рейха были ограничены в вопросах исполнительной власти. Ответственность за защиту его административных зданий и персонала и за охрану министерств лежала на прусской полиции, которая не подчинялась власти центрального правительства. Земельное правительство Пруссии страдало от такого же тупикового положения, вызванного партийными противоречиями, как и правительство рейха, и точно так же подвергалось опасности, связанной с ростом левого и правого радикализма. По этой причине не было никакого смысла в применении жестких мер на федеральном уровне, поскольку опасность грозила нам, так сказать, с черного хода, благодаря событиям, происходившим в Пруссии. Я, сколько мог, сопротивлялся предложениям применить силу, но, вернувшись из Лозанны, получил от Шлейхера сообщение о докладе, полученном от ответственного сотрудника прусского министерства внутренних дел. В этом докладе говорилось о переговорах между Аббеггом, социал-демократом, занимавшим пост государственного секретаря, и Каспаром, депутатом прусского земельного парламента от коммунистов. Эти партии всегда находились «на ножах», но такие же отношения существовали между коммунистами и нацистами, что не помешало им, как стало известно, договариваться на местах о совместных действиях для того, чтобы нанести поражение социалистам. Создание альянса двух марксистских партий не было таким уж невероятным делом, и в случае, если бы из этого что-нибудь вышло, это породило бы в высшей степени зловещую ситуацию. Мир в более поздние времена не раз становился свидетелем того, что происходит с социал-демократической партией, которая заключает союз с коммунистами. Любая восточноевропейская страна может служить тому примером. Коммунисты всегда первым делом захватывают контроль над полицией. Такую возможность мы не могли игнорировать. Шлейхер также был сильно обеспокоен перспективой попадания полицейской власти в руки нацистов. Любое усиление влияния этой партии в стране в целом должно было отразиться и на Пруссии, причем обычной практикой парламента всегда была передача министерства внутренних дел самой влиятельной партии. Это сразу поставило бы под ее контроль важнейший из находившихся в распоряжении правительства инструментов поддержания общественного порядка. Мы приняли решение, что такое развитие ситуации следует непременно предотвратить.

Я решил рекомендовать президенту издать особый чрезвычайный декрет. Он был введен в действие 20 июля и в очередной раз был основан на власти, которой наделялись президент и канцлер в рамках 48-й статьи конституции. Сохранив за собой должность канцлера, я был назначен рейхскомиссаром Пруссии и получил право в случае необходимости смещать министров земельного правительства и назначать на их место специальных уполномоченных. Во вводной части декрета было определенно указано, что независимость Пруссии в рамках конституции рейха не затрагивается, и высказывалась надежда, что общее улучшение положения вскоре сделает сам декрет излишним.

Я могу еще добавить, что упомянутый инцидент оказался далеко не первым случаем применения в Германии подобной меры. Президент Эберт воспользовался этими же полномочиями в 1923 году, когда для восстановления законности и порядка назначил рейхскомиссаров Саксонии и некоторых других федеральных земель.