Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

7 января я повторил Гвидо Шмидту предложение об организации встречи двух канцлеров, добавив, что Гитлер предлагает назначить дату ближе к концу месяца. Шмидт, после обсуждения этого вопроса с Шушнигом, письменно информировал меня, что этот срок их устраивает. Он настаивал, однако, на сохранении в этом деле секретности. 26 января я еще раз встретился со Шмидтом и сообщил ему, что Гитлер хотел бы пригласить Шушнига в Берхтесгаден 15 февраля. Заинтересован ли по-прежнему австрийский канцлер в этой встрече? Шмидт тогда выдвинул несколько претензий по поводу деятельности нацистской оппозиции, основанных на доказательствах, содержавшихся в конфискованных бумагах Тавса. Он также настаивал на том, что удаление в Германию Леопольда, Тавса и Ин дер Маура стало бы лучшим доказательством стремления Германии к улучшению отношений между двумя странами. Я записал все это и пообещал переслать австрийские жалобы в Берлин. Отсюда явствует, что встреча двух канцлеров не стала результатом неожиданного предложения, выдвинутого мной в последний момент, но была предметом рассмотрения в течение двух месяцев.

Мое внезапное увольнение от должности 4 февраля стало полной неожиданностью как для австрийцев, так и для меня самого. Оно было воспринято как указание на то, что Германия больше не намерена следовать принципам соглашения, подписанного мной 11 июля 1936 года. Ходили даже слухи, что меня должен заменить Бюркель, заслуживший столь отталкивающую репутацию в должности гаулейтера Саара. Кризис в вермахте, увольнение Нейрата и назначение такого видного нациста, как Риббентроп, на пост министра иностранных дел еще больше усилили стремление Шушнига обсудить с Гитлером проблемы отношений между двумя странами прежде, чем обстоятельства примут еще худший оборот.

После войны на своем процессе Гвидо Шмидт заявил, что после моего возвращения в Вену 7 февраля Шушниг сообщил кабинету, что он намерен довести до конца подготовку своей встречи с Гитлером. Муссолини, которого также проинформировали, выразил одобрение этой идеи, а Шмидт известил о планах канцлера британского и французского премьер-министров и папского нунция. Должен признаться в том, что мне совершенно непонятно, как он мог согласовать эти действия со своим требованием соблюдения по этому вопросу секретности. Шмидт также упомянул в своих показаниях о письме, которое я отправил ему 10 февраля: «В этой записке фон Папен привлекал внимание к серьезности, с которой Германия рассматривает ухудшение отношений с нами. Фон Папен опасался, что канцлер не отдает себе ясного отчета в тех серьезных последствиях, которые могут явиться результатом неспособности разрядить напряженную ситуацию. Германия, писал он, переживает внутренний кризис, и данный момент может оказаться наиболее удобным для Австрии в плане получения уступок».

Я думаю, будет разумным процитировать здесь заявление генерального секретаря австрийского министерства иностранных дел, которого безусловно нельзя обвинить в германофильстве. Давая показания на процессе Шмидта, он сказал: «У меня сложилось впечатление, что в течение какого-то времени визит в Берхтесгаден был излюбленной идеей Шушнига. В разговоре со мной канцлер часто высказывал предположение, что лучшим решением было бы для него личное обсуждение ситуации с самим человеком [Гитлером]».

Шушниг также обвинял меня в нарушении обещания представить ему программу встречи. На самом деле я сразу же отклонил это требование, поскольку чувствовал, что обсуждаемым вопросам не будет конца. Руководитель германского департамента австрийского министерства иностранных дел Хоффингер подтвердил это на процессе Шмидта. «Германская сторона, – сказал он, – не хотела согласиться на предварительную разработку программы». Тем не менее, для австрийцев было безусловно необходимо заранее решить, какую позицию надо будет занять в отношении требований Гитлера – конечно, при условии, что они не будут выходить за рамки июльского соглашения.

Шушниг и я решили, что не следует выдвигать или соглашаться с такими требованиями, которые затрагивали бы независимость и суверенитет Австрии в том виде, в каком они были признаны соглашением. В соответствии с этим мы с канцлером договорились, что после переговоров должно быть опубликовано совместное австро-германское коммюнике, в котором будет совершенно ясно отражено это положение. Мы конечно же не имели возможности точно согласовать формулировки коммюнике прежде, чем переговоры состоялись, но фактом остается то, что коммюнике действительно было опубликовано в соответствии с договоренностью.