Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

Я немедленно отправил Гитлеру и Риббентропу длинную телеграмму, в которой сообщил об опасениях Турции, и рекомендовал оказать давление на итальянцев с тем, чтобы они сократили гарнизон Албании до минимума, необходимого для поддержания законности и порядка. Кроме того, я предложил передать Турции два маленьких и не имеющих особого значения острова архипелага Додеканес, которые в действительности лежали в ее территориальных водах. Эти жесты могли бы убедить турок в дружественном отношении Италии. Я также отослал пространный печатный меморандум, с копиями начальникам родов вооруженных сил. В нем я постарался убедить своих адресатов в том, что участие Турции в кольце опоясывающих Германию союзов является естественным следствием ее опасений за свою безопасность и отражением ее господствующего военного положения в Восточном Средиземноморье. Я закончил этот документ такими словами:

«Нарушение равновесия на юго-востоке является только частью напряженного положения в мире. Однако позиция, занятая турками, и их участие в политической изоляции Германии имеют особенную важность для германской политики. Если албанские дела или проблема Польского коридора приведут к вооруженному конфликту, то при существующем распределении сил между группировками держав он может перерасти в новую мировую войну.

Война 1914–1918 годов доказала, что победить Британскую империю невозможно, не перерезав ее основные транспортные артерии. Ими являются линии коммуникаций с Дальним Востоком и нефтяными источниками, жизненно важными для современной войны. Иными словами, это Суэцкий канал и Персидский залив. Несмотря на то что в последней войне Турция была нашим союзником, наши объединенные усилия не привели к достижению этой цели. При условии, что Турция будет принадлежать к противоположному лагерю, шансы на выполнение подобной задачи бесконечно сокращаются. Турция представляет собой ключ к военной ситуации на Ближнем Востоке. Любая из сторон конфликта, которая лишится возможности использовать ее территорию в качестве базы для своих операций, может автоматически отказаться от мысли о господстве на Среднем Востоке. Поэтому для Германии более чем необходимо сконцентрировать усилия на поддержании мира. Всякая война, навязанная нам империалистической политикой Италии или вызванная нами самими, будет проиграна уже в день своего начала».

Один отрывок из дневника графа Чиано (Cianos Diaries 1939–1942) касается того, что явилось, кажется, единственным непосредственным результатом моего демарша. Чиано получил представления от германского посла в Риме герра фон Маккензена и от синьора Аттолико, итальянского посла в Берлине, привлекающие внимание к турецким опасениям и содержащие предложения о необходимости сделать по этому поводу определенные заявления. Он цитирует Муссолини, который заметил, что турки заслуживают того, чтобы на них напали, хотя бы уже потому, что они этого боятся. Мой меморандум, кстати говоря, вызвал новый конфликт с Риббентропом, который заявил, что я не имею права посылать подобный документ кому бы то ни было, кроме него самого. Мой интерес, однако, заключался в том, чтобы убедить начальников родов войск, что европейская война станет для Германии самоубийством, и снабдить их аргументами для подкрепления этого мнения. Я в свое время воевал в Сирийской пустыне и в Палестине и имел некоторое представление о проблемах, с которыми им придется там столкнуться.

Когда я возвратился в Берлин, то оказался во власти праздника, которым отмечалось подписание германо-итальянского союза. Его детали были согласованы Риббентропом и Чиано в первую неделю мая, а объявление о заключении пакта Гитлер намеревался использовать в качестве ответа на действия западных держав. Вечером после церемонии подписания в рейхсканцелярии был организован великолепный прием, и я решил воспользоваться этим удобным случаем для того, чтобы откровенно переговорить с Чиано. Несмотря ни на что, я по-прежнему надеялся, что Муссолини сможет послужить тормозом и использует свое влияние на Гитлера для того, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение ситуации. Поэтому я в энергичных выражениях повторил для Чиано изложенные мне в Анкаре опасения турок и постарался убедить его в абсолютной необходимости предпринять какие-то шаги для ослабления напряженности. Он выслушал все, что я имел ему сказать, но постепенно приходил во все большее раздражение. Когда я закончил говорить, он коротко извинился и, отчаянно жестикулируя, поспешил к Риббентропу.

Позднее в тот вечер Риббентроп с лицом красным от гнева подошел ко мне. «Чего вы добиваетесь, давая Чиано советы относительно ведения итальянской внешней политики? – спросил он. – Это просто неслыханно. Кто здесь несет ответственность за германскую политику, вы или я? Зачем вы вмешиваетесь в дела, касающиеся нашей дружбы с Италией? Чиано в ярости и очень мне жаловался».