Мои страхи перед угрозой расширения конфликта приняли такую острую форму, что в конце января я решил еще раз изучить возможности установления мира. Воспользовавшись доверием, которое оказывал мне король Швеции, я направил ему личное письмо с описанием ситуации, в котором спрашивал, не сочтет ли он для себя возможным обратиться к королю Англии с предложением о начале переговоров о мире. Письмо было передано через шведского поверенного в делах месье Туберга, который оказывал моим усилиям благожелательную поддержку. В то время я не знал, что мистер Черчилль отрицательно отреагировал на аналогичное предложение, уже сделанное прошлым летом шведским королем. Я повторил месье Тубергу пункты плана, который я в общих чертах передавал своему другу месье Виссеру, когда в подобной роли выступало голландское правительство, и надеялся, что это сможет придать добавочный вес предложениям, которые сделает король Густав. Он, однако, не пожелал рисковать получением вторичного отказа от его помощи и известил меня через своего поверенного в делах, что не считает момент подходящим для таких шагов.
Положение вскоре стало еще более напряженным. 26 февраля в Анкару прибыли мистер Энтони Иден и фельдмаршал сэр Джон Дилл для изучения возможности создания с участием Греции, Югославии и Турции Балканского фронта, который должен был сковать значительные германские силы. За день до их приезда я давал обед для турецкого премьер-министра месье Рефика Сайдама и его кабинета, что предоставляло мне великолепную возможность в очередной раз повторить свои доводы в пользу сохранения турецкого нейтралитета. Переписка мистера Идена с мистером Черчиллем показывает, что мистер Иден не посчитал позицию Турции обнадеживающей. Турки намеревались драться, если на них нападут, но полагали, что их армия недостаточно снаряжена для ведения наступательных операций.
В первый день их визита Болгария объявила о своем присоединении к державам оси. Через несколько дней мне удалось несколько умерить свои худшие опасения, передав турецкому президенту письмо, которое по моему предложению было написано Гитлером. Месье Инёню был удивлен и явно доволен. Обещание, что германские войска не подойдут к турецкой границе ближе чем на тридцать километров в том случае, если британское вмешательство в Греции вынудит Гитлера провести свои войска через Болгарию, позволяло президенту оправдать как внутри страны, так и за рубежом политику Турции, направленную на сохранение нейтралитета.
Непосредственная опасность, казалось, миновала, и мне удалось развеять сомнения в значимости данных Гитлером гарантий, сделав заявление в том смысле, что я немедленно ушел бы со своего поста, если бы не был уверен в его намерении в данном случае сдержать свое обещание. Когда текст его письма был обнародован, я получил множество поздравлений от своих турецких друзей, которые считали, что им удалось избежать тягот войны, не нарушив при этом, как и подобает добропорядочным союзникам, своих договорных обязательств.
Затем началась югославская кампания. Если принять во внимание ставшие впоследствии известными планы Гитлера в отношении России, то его отчаянная торопливость становится совершенно понятной. Русский посол месье Воронцов посетил меня 1 апреля, чтобы попросить дать объяснения по поводу заявленного Германией желания защищать черноморские порты Румынии и Болгарии от любого нападения. Я мог только ответить ему, что эту декларацию следует воспринимать как предупреждение, сделанное британскому флоту, но сообщил потом Риббентропу, что русские восприняли это совершенно излишнее предупреждение как направленное против Советского Союза.
Когда бои в Югославии подходили к концу, Гитлер попросил меня посетить его штаб-квартиру, куда я и прибыл по воздуху 18 апреля. В его специальном поезде я застал царя Бориса.