Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

В это время Ран деловито пытался обеспечить оружием иракские дивизии, которые либо не существовали вовсе, либо уже были разогнаны. Ему был необходим бензин для германских самолетов, а единственный путь его получения проходил через Турцию. Риббентроп бомбардировал меня телеграммами, настаивая, чтобы я заставил турок разрешить провоз любых военных грузов. Они, естественно, отказывались, хотя и не препятствовали доставке горючего, которое нельзя было квалифицировать как имеющее исключительно военное назначение. Я пытался заставить Риббентропа понять турецкую позицию и пренебрегал его настойчивыми указаниями добиваться приема у месье Сараджоглу. В конце концов Ран самолично объявился в Анкаре, чтобы разрешить транспортную проблему. Он с раздражением описывает в своей книге, как я заставил его ждать полчаса, поскольку хотел закончить теннисную партию. Несмотря на хорошее знание страны, он, видимо, так и не выучил турецкой поговорки: «Поспешность происходит от сатаны». Во всяком случае, восстание в Ираке закончилось 30 мая, когда перед Багдадом появились англо-индийские войска, а Рашид Али с великим муфтием бежали в Персию. Вскоре после этого закончились и приключения герра Рана. В результате наступления на север в пределы Сирии войск Свободной Франции под командованием генерала Катру ему тоже пришлось бежать. Он утешал себя мыслью, что обеспечил передышку фельдмаршалу Роммелю. В действительности его действия не имели ни малейшего влияния на операции в Северной Африке, поскольку британское Верховное командование не перебросило из дельты Нила ни единого человека.

В этот период турецкий президент, в свою очередь, известил меня о своей готовности выступить посредником в мирных переговорах, если германское правительство чувствует себя в состоянии предложить реальные и приемлемые условия. Было ясно, что восстановление мира входит в интересы самой же Турции. Германские армии находились в опасной близости от ее северных и западных границ, а вероятность получения активной помощи от Великобритании падала. Мне удалось бы заинтересовать Гитлера планом месье Инёню только при условии, что война с Англией вошла бы уже в решающую стадию. Мне ничего не было известно ни о плане «Барбаросса», ни о предполагаемом расширении боевых действий в Ливии. В любом случае, я не мог бы подступиться с этим предложением к Риббентропу, поскольку он официально запретил рассмотрение любых мирных инициатив. «До вас, мне кажется, не доходит тот факт, что мы уже выиграли войну», – сказал он мне в Берлине. Я ответил, что такой факт мне действительно неизвестен.

Мне пришлось тем не менее в течение нескольких недель работать с согласия Берлина над переводом турецко-германских отношений из положения, когда страны просто не находились в состоянии войны, к условиям истинного нейтралитета и добрососедства. Я предложил господам Сараджоглу и Менеменджиоглу заключить между двумя странами договор о дружбе, на что они были склонны дать согласие при условии, что этот договор не войдет в противоречие с их прочими обязательствами. Выдвижение такого условия турками было вполне естественно, но убедить в его приемлемости Риббентропа представлялось делом затруднительным. Он продолжал настаивать на невозможности подписать соглашение, в котором содержалось бы в любой форме упоминание обязательств Турции перед Великобританией. У него не вызывало никаких сомнений, что турки намерены, сохраняя верность своим союзникам, полностью информировать британского посла обо всех стадиях наших переговоров и что я их в этом поддерживаю. Когда примерно в середине июня Риббентроп в очередной раз отказался рассматривать любое соглашение, в котором бы имелось указание на турецкие обязательства в отношении кого-либо еще, я отправил телеграмму, в которой писал о необходимости для него привыкнуть к мысли, что турки – джентльмены, а джентльмены имеют привычку держать свое слово. Замечание попало в цель. Риббентроп снял свои возражения, и 18 июня мы смогли подписать документ, зафиксировавший следующие условия:

«В целях развития их отношений на основе взаимного доверия и дружбы Германский рейх и Турецкая республика, сохраняя за собой права в соответствии с уже существующими на настоящий момент обязательствами, договорились…

1) Германский рейх и Турецкая республика обязуются уважать территориальную целостность и нерушимость границ друг друга и не предпринимать никаких действий, направленных, прямо или косвенно, против другого партнера по этому соглашению.

2) Германский рейх и Турецкая республика обязуются обсуждать все вопросы, представляющие обоюдный интерес, в духе дружбы в целях достижения компромиссного соглашения.

3) Этот договор вступает в действие в день его подписания и сохраняет силу в течение десяти лет».

Объявление об этом соглашении вызвало всеобщее изумление, поскольку переговоры велись в условиях исключительной секретности, а британцы не предали гласности загодя полученную ими информацию. Мои турецкие друзья были в восторге от возобновления дружбы, имевшей такие глубокие корни.