Вице-президент Бэрр

— Должно быть, там очень натянутая атмосфера, особенно без женщин. — Он улыбнулся при внезапном воспоминаний. — Долли всегда таскала в руках книгу, чтобы было о чем поговорить с посетителем. «Что это за книга?» — опросила однажды моя дочь. «Дон Кихот», — сказала Долли. — Неизменный «Дон Кихот». Когда Теодосия спросила, что она думает о Сервантесе, Долли сказала: «Если бы я ее прочитала,мне было бы скучно занимать гостей. А так, с годами, я узнала от нервозных посетителей почти все содержание». — Полковник коротко засмеялся. — Долли и без денег не пропадет. Говорят, Даниэль Уэбстер за ней приударяет, а, коль скоро он не отказывается ни от одной взятки, у него хватит денег поддержать прежний образ жизни Долли.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

8 июля 1836 года. Город Вашингтон

Если уж это не ад, не знаю, что же называется адом! Никогда еще мне не было так жарко. Теперь я понимаю, почему полковник Бэрр хотел стать президентом — чтоб наслаждаться удушливой влажной жарой унылого тропического болота.

Конгресс распущен на каникулы с 4 июля, и все меня уверяют, будто в городе никого нет. Не понимаю, что это значит, ведь прежде всего нет никакого города. Перед гостиницей «Индийская королева», где я остановился, идет полоска мощеной дороги и вскоре исчезает в лесной грязи. В Вашингтоне нет центра, или, точнее, тут несколько центров. Один — Капитолий, внушительное, хоть и немного смехотворное здание на диком заросшем холме. Белый дом тоже производит внушительное впечатление, он расположен на другом конце Пенсильвания авеню; однако пустота между двумя величавыми полюсами несколько принижает величие обоих.

Утро я провел в Капитолии. Внутренняя отделка зала заседаний сената очень красива, хотя впечатление портит черный липкий ковер, заплеванный табачной жвачкой, несмотря на обилие громадных плевательниц. Два раба лениво чистили ковер. Даже чернокожие разомлели от жары.

Я хотел нанести визит вице-президенту, но его на месте не оказалось. Я оставил визитную карточку. Леггет советовал мне попытаться встретиться с несколькими людьми. Я попытался, но вскоре капитулировал. Во время каникул конгресса все скрылись в горы или куда-то еще. Очевидно, в летнюю жару в Вашингтоне не остается никого, кроме чернокожих, зато они буквально повсюду. Они выводят меня из себя, ибо я никогда раньше не бывал на Юге и никогда воочию не видел раба. Кстати, слово «раб» не употребляется в этой части мира. Во всяком случае, аболиционисты научили белых южан держать ухо востро. Говорят о слугах, о чернокожих, о людях, но никогда — о рабах.

Вечер я провел в баре гостиницы, попивая в компании приезжих с Запада. Они сыпали анекдотами про Старую Корягу. К собственному моему изумлению, я нерассказал им, где обедаю завтра. Мой характер меняется к лучшему. Я узнал, что и президент, и вице-президент уезжают из города десятого. Значит, завтра в Белом доме состоится прощальный обед сезона.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

9 июля 1836 года

Десять часов. Душная ночь. Москиты гудят около моей постели; выключить бы свет и заснуть, но я не могу. Мне надо сразу все описать.

В четыре часа тридцать минут я отправился в Белый дом; стояла нестерпимая жара, и я шел очень медленно, опасаясь, как бы не растаял мой новый воротничок. Странное ощущение — разодеться для дворцового приема и идти по пыльным пустырям; за твоим шествием по еще не проложенным улицам наблюдают только негритята; направление будущих улиц отмечено грубыми каменными указателями с многообещающими надписями, вроде «Коннектикут авеню».

Единственный привратник Белого дома жевал табачную жвачку и не обращал на меня внимания, покуда я шел по тропинке к главному подъезду, где уже стояли экипажи других гостей. Видимо, я единственный явился пешком.

Я подошел к подъезду в тот миг, когда Эдвард Ливингстон с супругой выходили из нового экипажа. Для своей клички Красавчик Нед мистер Ливингстон обладает довольно заурядной внешностью. Миссис Ливингстон была, должно быть, красива в молодые годы, но теперь отяжелела и у нее большие черные круги под глазами.

Я проследовал за Ливингстонами в прохладу главного зала, где чернокожий портье или дворецкий (надо выяснить, как называется президентская челядь) в смешных желтых шлепанцах (чтобы бесшумно передвигаться?) низко кланялся каждому гостю и приглашал в Овальный кабинет.

Меня сразу же поразило убожество обстановки. Выцветшие шторы запылились, стулья чуть не все сломаны и кое-как починены; на ковре следы от табачной жвачки, хотя и здесь изобилие невычищенных плевательниц. Сама комната внушительных размеров, из нее открывается изумительный вид на реку Потомак и скрытые в дымке сине-зеленые горы Виргинии на другой стороне реки. На бурой лужайке под окном я увидел первых светлячков: значит, уже вечер.