Витте. Покушения, или Золотая Матильда

Он и подготовке к переезду не в состоянии был уделить ни минуты. Занят был чуть не по двадцать… по «сорок восемь» часов в сутки. Хлопотунья графиня приняла на себя все заботы по переселению в дворцовый дом на набережной, в квартиру с окнами на Неву. Соседние помещения на втором этаже были отданы Совету Министров — под залу для заседаний, кабинет председателя и небольшую канцелярию во власти Николая Ивановича Вуича (между прочим, зять покойного Плеве и — на то невзирая — близкий Сергея Юльевича помощник, немало ему пособивший при составлении Манифеста). Отсюда, с помощью Вуича, в течение нескольких дней, напряженных, уплотненных невероятно, Сергей Юльевич, в сущности, один был вынужден править Россией… если, конечно, сие можно было вообще называть правлением.

На этом рубеже, на этой, как тогда представлялось, границе между временем старым и новым, полицейской Россией и Россией правовой граф Витте почел за необходимость привлечь в правительство общественных деятелей. Истратил на совещания с ними не один день, однако вследствие несогласий вынужден был отступиться. Между тем каждый час был дорог. Забастовки железных дорог, а потом почты и телеграфа оторвали столицу от провинции, а там растерянные местные власти просто не понимали, что происходит.

Восстанавливать порядок на транспорте пришлось начальнику Юго–Западных дорог Немешаеву, которого «старый юго–западный железнодорожник» пригласил министром путей сообщения. С неотложной задачей новый министр справился довольно‑таки скоро, в отличие от своего предместника милейшего князя Хилкова, давнего приятеля Сергея Юльевича. В молодости Хилков, гвардейский офицер и помещик во времена Александра II Освободителя, раздал свои земли крестьянам и уехал в Америку. Там князь поступил простым рабочим на железную дорогу, затем стал помощником машиниста и машинистом, а когда развернулось железнодорожное дело в России, вернулся… Работал обер–машинистом в Конотопе, тогда и сдружились… Сделавшись министром, милейший князь так, по сути, и оставался обер–машинистом, что явственно проявил при недавней забастовке в Москве. Урезонивая бастующих, наивный Хилков сам сел на паровоз в попытке увлечь машинистов… те, однако, лишь над ним посмеялись…

Немешаев действовал куда жестче и — успешнее. Начало его карьеры, впрочем, не обошлось без досадного недоразумения. Свежеиспеченный министр встречен был в столице… казацкой нагайкой, едва своими глазами захотел посмотреть, что творится на улицах.

На Невском, против Гостиного двора, со ступеней ресторана «Доминик» наблюдал за толпою. Какие‑то люди что‑то выкрикивали, возвышаясь над ней, а толпа отвечала им «Марсельезой». Вдруг надвинулись казаки с пиками наперевес, рысью, вдоль обоих тротуаров. Люди бросились врассыпную, Немешаева столкнули с его ступеней. Увидав плетущегося мимо извозчика с седоком, кричавшим толпе, он вскочил на подножку, но упал, по счастью, внутрь, в пролетку. Подлетевший казак стал хлестать крикуна нагайкой, тот вывернулся, сбежал, а лежавшему поперек пролетки порядком досталось пониже спины… Трудно было сдержаться от смеха, представляя себе дородную фигуру в описанной ситуации, но смех, увы, отдавал горечью, в особенности если оценить символичность картины…

Не сам ли это Сергей Юльевич угодил под нагайку, да и только ли он, когда, в сущности, та же участь постигла высокий порыв Манифеста 17 октября!.. При всей хваленой сообразительности Витте понадобилось время для уразумения этого…

Пока же демонстрации в поддержку свободы и контрдемонстрации монархистов приводили к стычкам, к увечьям и даже к смертям… Бесчинства на улицах и погромы, волнения в военных частях и в учебных заведениях — все требовало вмешательства, и немедля. Тогда как машина власти оказалась напрочь выведенной из строя.

С утра до ночи председателя еще не составленного Совета Министров осаждали петициями делегации и депутации, представители съездов, союзов и партий. Железнодорожные делегаты. Депутация Санкт–Петербургской биржи. Эти с требованиями, те с заверениями. Представители рабочих. Рабочие–революционеры из‑за ареста товарищей. Рабочие–консерваторы, враждовавшие с рабочими–революционерами. Кто с жалобами, кто с ультиматумами. Кто с прошениями, кто с советами. Статс–секретарь по финляндским делам с проектом манифеста для Финляндии. Еврейская депутация с бароном Гинзбургом во главе. Один из видных кадетов Гессен с вопросом об отношении правительства к его партии. С рассуждениями о конституции Милюков…

Когда Вуич приводил дождавшихся наконец своей очереди посетителей в кабинет, их встречал огромный, усталый, взъерошенный человек, буквально засыпанный бумагами, что устилали стол, кресла, даже пол был похож на белое зимнее поле. Письма, петиции, телеграммы, изорванные конверты…

— Что я могу поделать?! — перед очередными посетителями нервно разводил Витте руками.

И журналисты одолевали его, журналисты… Для них Сергей Юльевич даже в этом калейдоскопе всегда готов был выкроить минуту–другую, рассчитывая на поддержку… и просчитываясь порою.