Витте

«…Я полагаю, что навязывать крестьянину семейное владение и лишать его личных имущественных прав, на которых зиждется гражданское право всех цивилизованных народов, это — закрывать глаза на современные нужды и потребности и жить воспоминаниями патриархального прошлого»⁴⁴. С. Ю. Витте недвусмысленно предлагал ликвидировать начала личной зависимости, существовавшие внутри крестьянского двора: когда во главе его стоит боковой родственник, «…то по гражданскому праву это владение будет признано общим с правом выдела наследственных частей, иначе говоря, добровольным хозяйственным союзом сонаследников»⁴⁵.

Таковы общие черты плана аграрных преобразований, предложенного председателем Комитета министров. В любой реформе важен не только вопрос «что делать», но еще и «как сделать» — хороший план можно испортить и даже извратить негодным исполнением. С. Ю. Витте был принципиальным противником открытой насильственной ломки существующего уклада деревенской жизни. Ведь всякие принудительные меры в отношении устройства жизни крестьян, писал он в «Записке по крестьянскому делу», игнорируют то обстоятельство, что «…крестьяне не только рабочая сила, которую полезно объединить для эксплуатации и продуктивности труда, но и живые люди, которым, как и всем нам, дороги начала личной независимости, семейной самостоятельности и неприкосновенности домашнего очага»⁴⁶.

«Записка» должна была сделаться своего рода программой для работ Особого совещания, поскольку именно в нем теперь сосредоточилась разработка аграрных реформ. В этой программе было одно уязвимое место — она не вполне отвечала интересам крестьян так, как они себе эти интересы представляли. Проблем крестьянского малоземелья она совершенно не касалась.

А было ли оно, это малоземелье? Точно ответить на вопрос о том, сколько нужно было крестьянину земли для безбедного существования, достаточно сложно. В 50 губерниях Европейской России 10,1 млн крестьянских дворов имели пригодной для обработки надельной земли в среднем по 7,1 десятины на двор, 410 тыс. мелких собственников имели в среднем по 4 десятины. По расчетам В. И. Ленина, для обеспечения же минимальных потребностей средней крестьянской семьи требовалось не менее 15 десятин. Таких хозяйств, не считая казачества, было всего 1 млн дворов, на остальные 430 тыс. сельской буржуазии приходилось в среднем по 40,4 десятины на двор⁴⁷. Все, кто имел ниже 15 десятин, относились к деревенской бедноте. Ныне ученые-историки пишут, что и 8–9 десятин для середняков было вполне достаточно и эта норма позволяла достичь определенного уровня благосостояния⁴⁸. Так это или нет, сказать непросто. По данным за 1982 год, средний размер фермы в североамериканском штате Айова составляет 324 акра земли, или 131,22 га (в 1 акре 0,405 га). Крупное хозяйство имеет 481 акр и продает ежегодно продуктов в среднем на 100 тыс. долларов⁴⁹.

Но вернемся к Особому совещанию. Хотя его местные комитеты корень зла видели именно в бескультурье крестьян, малоземелье российского крестьянства ими не отрицалось. Устранение его следовало производить за счет казенных, удельных, монастырских и церковных земель. Но значительное число местных комитетов (191 уездный и 37 губернских) высказалось за принудительное отчуждение частновладельческих земель на условиях справедливого вознаграждения прежних собственников, то есть по существу за второе издание реформы 1861 года.

О чаяниях российских крестьян председатель Особого совещания был осведомлен. Но он твердо стоял на своем: политические реформы главнее всего. 12 марта 1905 года, выступая на заседании совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности, С. Ю. Витте говорил: «В последнее время мне приходится получать массу крестьянских записок и писем. Читая выраженные в них убеждения крестьян о праве дополучить землю, так как надельной не хватает, я часто задавал себе вопрос, что это — полная наивность? Но, в конце концов, кажется, можно прийти к заключению, что это вовсе не наивность, а убеждение, как бы внедренное в сознание крестьян государством. Освобождая крестьян, государство дало им землю, но не в собственность, а в пользование. Затем крестьянство осталось обособленным от всех прочих сословий как в порядке управления, так и суда. Суда, в сущности, у крестьян не оказалось, а получилась грубая форма расправы в лице волостного суда… И мне представляется, что, если идея воспитания крестьян в условиях уравнительного землепользования и вообще в условиях, отдаляющих их от общего правопорядка, будет и далее проводиться с таким же упорством, то Россия может дожить до грозных исторических событий…»⁵⁰