Вьюга

Где в другом месте, Сердар допытываться не стал. Все равно, лишь бы уйти из этой опостылевшей вдруг кибитки. Уйти, чтоб никто не видел, чтоб снова не назвали вором.

Они прошли до края села, спустились в сухой арык и, немножко пробежав по нему, увидели Гандыма.

Гандым сидел на корточках у небольшого костра и деловито раздувал шапкой огонь. Когда приятели подошли, он шмякнул шапкой оземь и, воздев вверх руки, заплясал: «Шашлычок! Шашлычок! У нас будет шашлычок! Будет славный шашлычок!»

— Чего ты? — спросил он, заметив, что Сердар выпучил глаза на куриные тушки, нанизанные на вертел. — Очнись, друг! Сейчас курятинки пожуем! — он цапнул Сердара за пояс, несколько раз крутанул вокруг себя, потом схватил валявшуюся в пыли шапку и скова принялся махать ею над углями.

Сердар не произносил ни слова. Ему было тошно, он понимал, что ребята украли кур, но он так давно не ел мяса, а от подрумянившихся куриных тушек шел такой дух… Не было у него сил отказаться от угощения и уйти. Он глядел на кур, как промерзший и оголодавший кот глядит на свежее мясо, готовый броситься на него и вонзить когти в розоватую мякоть; он тоже готов был выхватить из костра румяные тушки и мгновенно уничтожить их: рассудок и совесть отступили перед доводами пустого желудка.

Гандым взял курочек за ножки, положил рядком у костра.

— Вот шашлычок! Готов шашлычок! Закусим, а потом помолимся, чтоб и молле с женой хоть что-нибудь перепало! Ну, берите!

Три руки одновременно протянулись к угощению, и каждая ухватила по курице. Месяцами не видевшие мяса мальчишки вмиг обглодали их и стали высасывать косточки.

Только теперь вместе с приятной тяжестью в желудке Сердар вдруг почувствовал раскаяние. Он сидел, опустив голову, не в силах посмотреть в глаза приятелям.

— Ну чего ты? Чего скис? — спросил Гандым, хрустя куриной косточкой. — Не вкусно? А может, тебе моллу жалко?

— Нашел кого жалеть! — Хашим махнул рукой и зашвырнул подальше обглоданную косточку. — Дело сделано, мясо съедено! Поглядеть пойти, как бы кто не накрыл нас! Пойду взгляну!

Хашим исчез.

— Ну чего ты? — Гандыму не по нутру было, что Сердар загрустил.

— Я думаю, что теперь будет. Виноград съели, а веточки-то остались…

— А мы их выбросим — и дело с концом!

— Ты попробуй в село вернись! Кроме как об этих курах, других разговоров нет. Ко мне уж Горбуш-ага приходил. Верни, говорит, кур, иначе, говорит, хуже будет.

— А ты ему что? — встревоженно спросил Гандым.

— Что я, сказал, что не брал я никаких кур.

— Ну и опять так скажешь.

— Теперь я так не могу. Я ведь бабушку к нему послал, ей тоже поклялся, что кур в глаза не видел. Выходит, я бабушку обманщицей сделал? Так нельзя. Приду домой, скажу бабушке, чтоб шла к элти, — пускай за меня прощенья просит…

— Ты что, обалдел?! — Гандым вскочил с места. — Да я тебе за такое!..

Сердар, ни слова не говоря, занял оборонительную позицию.

— Пошлешь бабушку к элти, пошлешь? — Гандым медленно подвигался к Сердару.

— Пошлю! — Сердар упрямо вздернул голову.

— Балда! Так тебя элти и простит!

— Пускай не простит, все равно пошлю!

Гандым молча съездил Сердара кулаком в ухо. Тот дал сдачи. Мальчишки сцепились, как петухи, но силы были равны, и ни тому, ни другому не удавалось одолеть противника. Наконец Сердар удачной подножкой подсек Гандыма и прижал его к земле.

— Хашим! — заорал тот. — На помощь! Он хочет рассказать про кур! Хашим!!!

Хашим подскочил сзади, схватил Сердара за ногу, Гандым выбрался из-под него и начал лупить кулаками:

— Дай ему, Хашим! — кричал он. — Дай ему! Бей предателя! — Хашим не хотел бить Сердара, он старался разнять их с Гандымом. И тут на берегу арыка появился Горбуш-ага.

— Ну, свинячьи дети, попались? — старик спустился в арык и каждому отвесил по оплеухе. Подавленные неожиданностью его появления и неотвратимостью возмездия, мальчишки даже не пытались бежать.

— Ты что ж это, поганец, клялся давеча, что в глаза этих курочек не видал?! — Горбуш-ага показал на гору куриных косточек. — Может, ты и не ел? Ну, говори! Отвечай, гаденыш!

Сердар молчал.

Горбуш-ага взялся за Хашима.

— Как только ты, цапля длинная, покликал его, я сразу учуял, что нечисто дело. Ты его совратил, паршивец? Курочки захотели? Вкусно куриное мясо? Вкусно? — Горбуш-ага повторял свои вопросы, а сам одну за другой раздавал мальчишкам затрещины.

— Бей, дедушка Горбуш! Бей! — Хашим ревел, размазывая по щекам слезы. — Хоть до смерти убей, только не говори никому! Не веди к старикам! Не позорь! Мы больше не будем!..

Гандым молчал, исподлобья поглядывая на старика. Лицо его, измазанное куриным жиром, показалось Горбушу-ага нахальным.

— Ты у них заводила! Ты? Думаешь, можно воровать — и все будет шито-крыто? Я знаю. Все ваши разговоры знаю. Ты парней воровать подбил! — И Горбуш-ага всерьез принялся за Гандыма.

Гандым не стоял, словно каменный, как это было с Сердаром, он хоть и не посмел убежать, но старательно отворачивался, пытаясь получить поменьше. Однако своими маневрами он только хуже обозлил старика, и оплеух ему досталось больше, чем другим, а рука у Горбуша-ага была тяжелая, не хуже, чем у молодого.