Вьюга

Как хотелось Джуме-ага вернуть мальчика, остановить его: «Стой, Сердар! Не ходи, вернись! Такой путь не под силу ребенку!» Но что проку кричать — кто в этой бескрайней пустыне может услышать его голос? «Аллах милосердный, что я натворил?! Куда я отправил дитя, малое беззащитное дитя? Верни мне его, всеблагой! Я принесу в жертву еще одного барана! — Джума-ага молитвенно провел рукой по лицу и забрал бороду в горсть. — Аллах милосердный, я слышал, что ты не можешь отринуть мольбу человека, сорок лет пасшего в пустыне овец. Исполни, о всемилостивейший, единственную мою просьбу, и больше я никогда не стану докучать тебе мольбами! Спаси Сердара! Верни его мне. Бессовестный, бесчестный бай осиротил ребенка, отнял у него отца. Не допусти же, всевышний, чтоб ясноглазый ребенок по вине неразумного раба твоего сгинул в пустыне или пропал на той стороне, разлученный с родимой землей!»

Овцы брели медленно, пощипывая чахлую траву, и только к ночи отара добралась до колодца.

Когда они с Сердаром уходили, на стане никого не оставалось, и Джума-ага удивился, еще издали завидев огонь. «Неужто Сердар вернулся? Аллах милосердный! Значит, я зря тревожился — мальчик здесь? Да, сидит кто-то! Это он! Вернулся!»

Уверенный, что аллах внял его молитве, что все окончилось успешно и это Сердар ждет его у костра, Джума-ага птицей летел к своему шалашу. Как быстро услышал аллах его мольбу! Значит, он, сорок лет пасший в песках овец, и впрямь любим всевышним.

Торопясь быстрей добраться до костра, чабан то вскидывал на плечо свой кривой посох, то бежал, волоча его по земле.

— Сердар! — крикнул он еще издали. — Сердар!

— Здравствуй, хозяин! — услышал Джума-ага, и темная фигура поднялась от костра. Это был не Сердар.

Чабана словно студеной водой окатили. Медленно волоча посох, который только что так весело вскидывал на плечо, направился он к костру. И узнал Пермана. Джума-ага не спросил о Сердаре: его все еще не оставляла надежда, что мальчик здесь, — может, за дровишками пошел…

— С благополучным тебя возвращением, Перман! — сказал он, поглядывая по сторонам. — Да пошлет тебе аллах удачу!

— Спасибо, да воздаст тебе аллах милосердный! Вот вернулся. Как говорится, пропавший вернется, мертвый — никогда. Слава аллаху, довелось наконец увидеть родные края.

— Долгонько ты пропадал! Или уж больно хорошо там?

— Эх, Джума-ага, лучше быть нищим дома, чем падишахом в Египте.

— Это верно. Зайцу и то родной холмик дорог. А городов в той стране не пришлось тебе повидать?

— Какие там города: отара да пастбища, пастбища да отара…

— А чего ж так долго не возвращался?

— Хозяин не отпускал.

— А ты бы бросил скотину на подпаска — да и домой!

— Так он хитер — расчет не давал. Как уйти с пустыми руками? Дома-то дети ждут. Да и совести у меня не хватало — скотину бросить…

— Ну ладно, что теперь говорить. Вернулся, и слава богу. — Джума-ага замолчал, не зная, на что решиться. Если Сердар ушел за дровами, пора бы уж ему возвратиться. — А Сердар здесь? — спросил он, набравшись духу.

— Какой Сердар?

— Да твой сын.

— Откуда ж ему взяться на твоем стане? — удивленно спросил Перман, недоумевая, почему чабану известно имя его сына.

Теперь Джума-ага понял наконец, что случилось. Перман вернулся, а мальчика нет — сгинул в чужой стране, так и не найдя отца. И он, старый Джума, он должен сейчас же, немедля поведать Перману об этом.

— Вот как оно все оборачивается… — не глядя на гостя, пробормотал чабан. — Думал, освежуем сейчас барашка, пир устроим по случаю счастливого твоего возвращения, да не тут-то было… Нет у меня желания шашлык есть, во рту — как отраву пил, тебе расскажу — с тобой то же будет.

— Да в чем дело-то?

— А дело вот в чем, Перман. Сын твой был у меня в подпасках. Неделю назад ушел на ту сторону тебя искать да и…

— Не вернулся?!

— Нет, — сказал Джума-ага и умолк. Казалось, и огонь, полыхавший в очаге, притих вдруг от невеселой этой новости. — Моя вина, что пропал твой сын, — не глядя на Пермана, сказал Джума-ага.

— Почему — твоя?

— Не должен я был отпускать его. Сказал бы ему: «Не ходи», остался бы мальчик. А я, наоборот, я подбадривал: все, мол, будет как надо…

— Эх, Джума, не казни себя понапрасну: от судьбы не уйдешь, чему быть, тому не миновать.

— Нет, Перман, нет, я мог его удержать. Ведь в последний-то миг заколебался он, вижу, страшновато парню. «Иди, говорю, сынок, ничего…» Благословил его, молитву напутственную прочел. Пока из вида не скрылся, все смотрел ему вслед…

— Так, видно, судьба решила, Джума-ага…

Долгое время оба чабана молчали, слышны были лишь тяжкие вздохи. А что им еще оставалось, как не вздыхать?

— Вот ведь как оно получается, — сказал наконец Джума-ага. — Несчастному и удача не удача.

— Это верно, Джума-ага, недаром пословица говорит: лучше каждый год с врагом рубиться, чем несчастным на свет родиться.

— Да, видно, невезучий ты, Перман. Уж, кажется, вырвался наконец от своего бая, на родину благополучно вернулся. Теперь бы только радоваться, а тебе вместо радости такая вот незадача… И что делать, ума не приложу.