Вьюрки [журнальный вариант]

Голый Валерыч остановился. Воздух так и наливался жарой. Валерыч, хоть и намазался солнцезащитным кремом, чувствовал, как болезненно стягивается кожа на плечах. У него не было ни кепки, ни воды с собой: это противоречило теории, что все, побывавшее в проклятом месте, мешает. Может, тот самый крем, впитавшийся в кожу вместе с вьюрковским проклятием, и был виноват в том, что по полю с сурепкой, мотыльками и коттеджным поселком на краю Валерыч шел уже часа четыре.

Сначала все уходили в одежде. Как тот строитель, смуглый человек в вечной вязаной шапке, который вместе с двумя-тремя собратьями пилил и стучал на одном из участков. Он, сказав что-то протяжное и малопонятное, перемахнул через забор и оказался в лесу, обступавшем Вьюрки. Дачники смотрели на него через ржавую сетку тревожно и молча. Сделал несколько шагов по мягко пружинящей хвое, наступил с хрустом на пивную банку — лес был вьюрковцами изрядно замусорен. Дальше начинался малинник, потом тяжело покачивающиеся елки. Строитель посмотрел на дачников и растерянно улыбнулся. Лес, исхоженный и загаженный, казался совсем темным, и место первопроходец выбрал неудачное — ни одной тропинки.

— Давай обратно! — крикнул нервный с похмелья Никита Павлов. — Мало ли!

Судя по тому, как радостно закивал смуглый человек, он ничего не понял. И пошел прямо через малинник, путаясь в ветках. Вязаная шапка замелькала в еловом сумраке и скрылась за очередным серым от лишайника стволом. Человек растворяется в лесу незаметно — вот шел, с треском продираясь через кусты, и вдруг пропал, и тишина.

Никто, конечно, не остался ждать у забора. Как раз прикатил на велосипеде Антошка Аксёнов и протараторил, что «через Тамару Яковлевну» решили не лезть, там тоже лес и не видно ничего, зато вторые ворота, старые, на месте и все с ними в порядке. Это были те самые ворота, через которые совершил свой исход голый Валерыч. Ими пользовались раньше, пока до Вьюрков не добралась асфальтовая дорога.

Никогда прежде вид на поле, реку и нелюбимый соседний поселок не вызывал у дачников столько радости и облегчения. Пока прибывавшая толпа вздыхала и делилась скудной информацией, семейство Аксеновых снаряжало джип. Аксеновы были шумные, спортивные и позитивные, вечно они то в турпоходы ходили, то отправлялись на своем джипе кататься по России и заграницам.

— Разберемся! — зычно выкрикивала тяжелая книзу, как груша, Наталья Аксенова. — Всё выясним!

Дачники наперебой давали советы, что делать: доехать до коттеджного поселка и там спросить или до деревни; поселок только строится, и там одни гастарбайтеры, что у них узнаешь? Или объехать Вьюрки, найти дорогу до трассы и на трассе спросить или поискать человека с работающим мобильником и спросить по мобильнику… Что спрашивать — не уточняли; волновавшие дачников вопросы «куда делся поворот» и «что за странные вещи творятся во Вьюрках» звучали пока еще даже для них диковато.

Валерыч мобильником пользовался редко, у него был стариковский, с кнопками и крупными цифрами. Он даже не взял его, когда отправился блуждать по улицам с остальными озадаченными вьюрковцами. И только от тревожно вглядывающегося в свои гаджеты молодняка узнал, что ни у кого нет сети. Смартфоны, без которых младшие поколения дачников даже в туалет не ходили, ослепли и оглохли. Но во Вьюрках такое иногда случалось само собой — сеть то «сдувало», то «надувало» обратно.

Бодро и шумно Аксеновы загрузились в машину, заляпанную наклейками, и, поревев и побуксовав для эффекта, покатили по неасфальтированной дороге. На тонированном заднем стекле подпрыгивала надпись «На Берлин!». Вскоре облачко пыли только угадывалось вдали. Ехать до соседей было всего ничего, и кто-то особо глазастый даже утверждал, будто видит какое-то движение среди игрушечных отсюда коттеджей.

Потом из Вьюрков ушел молчаливый мужик Саня — перелез через забор примерно в том месте, где раньше был поворот, а теперь загадочно темнел лес. Потом семейство с Лесной улицы, они взяли с собой овчарку Найду: собака, мол, точно выведет. Потом выехал к воротам в поле Бероев, но Светка подняла визг громче вчерашнего и колотила кулачками по большому белому автомобилю, пока Бероев, матерясь, не сдался и не согласился ждать Аксеновых.