Вьюрки [журнальный вариант]

Уже был виден особняк, и Никита вдруг понял, что подкинул не самую лучшую идею. Он представил, как распахивается дверь, скатываются с крыльца черные твари и рвут делегацию на куски. А Никиту в благодарность, что привел столько вкусного мяса, съедают последним. Или того хуже: бледные бероевские дети встречают их, слабо и невинно покашливая. Права была Катя, когда говорила, что на Вьюрки навели морок, — неизвестно теперь, чему можно верить, а чему нельзя. Может, Светка чистую правду говорила, а Катя — зверь, а Никита просто тихо спятил…

Толпа дачников шумно вторглась в бероевский дом. Никита жадно присматривался к каждой мелочи, подмечая: всё в пыли, часы стоят, обои лохмотьями, будто в доме кошка, только высоковато она дерет. Следов огня или сильного жара он не нашел, дверцы в подпол — тоже. Дачники поднялись на второй этаж, толкаясь и спотыкаясь на лестнице.

— Только потише, пожалуйста, — шепнула Светка, открывая дверь.

Застоявшийся запах болезни ударил оттуда. Плотные шторы были опущены. Щурясь и привыкая к темноте, дачники различили смутные очертания — шкаф, стол, две кровати. И на них — что-то слабо шевелящееся.

— Шторы! — почти возликовал Никита. — Пусть поднимет шторы!

С кроватей послышалось тихое хныканье. Светка, закусив губу, горестно и беспомощно простерла к Никите руку, словно говоря: люди добрые, смотрите, что творится. Андрей оттер Никиту плечом и вполголоса посоветовал проветриться.

— Пусть она их покажет, — упирался Никита.

— Молодой человек, имейте совесть! — подал откуда-то голос собаковод.

Это его «молодой человек» внезапно привело Никиту в бешенство. Он прыгнул к окну и дернул штору на себя, частично сорвав с карниза. Солнечные лучи прорезали сумрак.

На кроватях лежали два мальчика — длинноволосые, покрытые с ног до головы коростой, они выглядели тем не менее вполне человекообразными. Отворачиваясь от солнца, дети ударились в рев. На оторопевшего Никиту налетела Светка, слепо тыча острыми кулачками:

— Они не выносят света, не выносят!

Дети ревели, укрывшись одеялами с головой, а штору уже поспешно прилаживали на место.

Никиту вытолкали, стукнув пару раз и посоветовав лечиться. И следом вывалились сами, виноватые и смущенные, оставив лишь Гену, который вызвался осмотреть больных…

— А ты Гену потом видел? — спросила Катя, к которой Никита пришел с совершенно убитым видом.

— Нет.

— Жалко. — И Катя вернулась к распутыванию удочки.

По вечерам она тихонько выбиралась на берег и расставляла там донки-закидушки, незаметные в траве, а потом готовила попавшихся за ночь подлещиков на самодельной жаровне. Дача провоняла жареной рыбой, Никита боялся, что их найдут по этому чаду, но Катя резонно возражала, что надо же что-то есть.

— Значит, они оборотни?

Катя укололась крючком, ойкнула и вздохнула:

— Откуда я знаю. Может, не разучились еще людьми казаться. А может, вы что хотели, то и увидели.

— Я не хотел!

— Все хотели детей увидеть, а не зверей. Даже ты. А раз вас столько в одном месте с одним желанием собралось… Сами же им и помогли морок навести.

Леска распутывалась, крепкие тугие узлы расползались.

— Может, и мы с тобой у Бероевых морок видели?

— Может. — Катя поддела очередную петельку ногтем и аккуратно вытянула.

После неудачной попытки договориться с людьми Никита и приволок пугало. Чтобы теперь попробовать с теми, другими. Из Катиного рассказа про Стояново он запомнил подробность насчет истуканов. И решил с их помощью наладить контакт и спросить, что нужно новым соседям.

Катя не понимала, зачем ему этот контакт. Говорила, что они, скорее всего, даже не обратят на них внимания, а если заинтересуются, еще хуже. Потому что, бабушка говорила, не каждому их интерес пережить удается. Катя сама пыталась поговорить с лешим, но он ее словно не заметил. И с теми, кто поселился на реке, она тоже пробовала завести беседу по всем правилам и обнаружила, что они лишь повторяют на разные лады ее собственные мысли и воспоминания. Может, разума в человеческом понимании у них вовсе нет…

— Но они же тогда тебя спрятали, — перебил Никита.

— Не они, Ромочка.

— Тот слабоумный? Который пропал?

— Не пропал, а к ним ушел, в реку. — Катя опустила глаза, а потом вдруг взглянула на Никиту в упор, с вызовом: — Я его отдала.

— З-зачем?..

— Он просил очень. Ему с ними лучше, чем с нами.

И снова повеяло от Кати чем-то чуждым, трудноуловимым, но явно имевшим отношение к неведомым тварям, новым «соседям», а не к нормальным Вьюркам. Дальше Никита вникать не стал, ему хотелось вытянуть Катю в человеческую реальность из того враждебного и странного измерения, в котором она стояла одной ногой, словно в могиле. Всех хотелось вытянуть, но Катю в первую очередь.

Никита вторую неделю как бросил пить, совсем. Он чувствовал в себе огромную энергию и готовность — а главное силу — сдвинуть горы, спасти принцессу от дракона, разогнать над Вьюрками морок и даже перевернуть, как положено, землю.

— Надо спросить, зачем они пришли. Чего от нас хотят.

— А если ничего? Или они пришли за нашими душами?

— Вот и выясним, — раздраженно ответил Никита и ушел устанавливать пугало.