Вьюрки [журнальный вариант]

Всю жизнь он мучился от того, что все как будто настроены на одну волну, а он — на другую. А с Катей, казалось, совпало на мгновение, он успел почуять что-то знакомое, понятное, неправильное — и вот опять. Впрочем, больше Катя не возражала, а когда Никита предложил установить пугало на своем участке, раз она так боится, только хмыкнула:

— Нет уж, давай вместе.

Никита принес фонарики, свечи и все средства связи, какие нашел. Спросил у Кати, что еще нужно, и получил краткий ответ:

— Топор.

Все-таки Катя ему нравилась.

Пугало поставили перед окном, чтобы у него не было возможности ускользнуть из поля зрения, затаиться и затениться. Разложили на полу атрибуты своего нелепого спиритического сеанса: заряженные до упора мобильники, тихо шипящее радио, топор, полынный веник, березовый веник, несколько кусков сахара — это Катя притащила, а Никита не стал выяснять зачем, — свечи в банках и несколько крепких палок. И сели ждать.

Спать не хотелось, разговорились. Фамилия у Кати оказалась обычная, такая, что он тут же ее снова забыл. Работала Катя редактором на фрилансе, вот и торчала на даче все лето — работу привозила с собой. Семья ее перестала сюда ездить, потому что мама была противницей копания в грядках. Раньше возили «на свежий воздух» маленькую Катю и старенькую бабушку, а как выросла Катя и не стало Серафимы, так и перестали. Кате возить сюда было некого, дети у нее, абсолютно здоровой, отчего-то не заводились. Муж был, развелись полюбовно. Оно, может, и к лучшему, в одиночестве как-то проще, спокойней — живешь как хочешь, никто не мешает…

— И на рыбалке хоть целый день сиди, — не удержался Никита.

— Да что вы все к этой рыбалке-то привязались? — рассердилась Катя.

— Ну вроде как мужская забава. Хотя я не понимаю, чего интересного, — миролюбиво сказал Никита.

— Тоже мне, мужик. Это ж добыча, азарт. И медитация заодно… — Катя помолчала. — А еще на рыбалке прятаться хорошо.

— Прятаться?

— А для чего люди на дачу ездят? Тут ты дважды огорожен — участком и домиком. Это не отдых, для отдыха море. А здесь теперь особая порода живет — дачные люди. Вот ты сюда зачем ездил?

— Бу… бухать, — честно ответил Никита.

— Вот. Спрятался и бухаешь. Тут укрытие, логово. Для тех, кто не успевает. За жизнью, и вообще, сейчас время такое быстрое… И всем ты должен. Успешным должен быть, счастливым, чтобы все как у людей. Не каждому это нравится, мне вот не нравится.

— Мне тоже.

Впервые за много лет Никита почувствовал, что находится с кем-то на одной волне — хоть вся эта дачная философия никогда ему в голову не приходила.

— Потому ты и стал дачным, — кивнула Катя. — Тут никто к тебе и в тебя не лезет. И еще на дачу всегда старое тащат. И сами домики древние, новая дача — она же какая-то неправильная, да? Как будто мы тут время остановить пытаемся, потому что не успеваем…

— Может, это мы сами? Остановили время, убрали выезд? Сделали дачу вечной? А чудищ позвали, чтобы скучно не было…

— Кто мы? — усмехнулась Катя. — Мы все? Или мы с тобой?

— Да хоть бы и мы с тобой. Прикинь — все это из-за нас, мы главные злодеи!

— И все потому, что не успели за жизнью. Неудачники со стажем. Признай, Павлов, ты — неудачник.

— Я неудачник, — подтвердил Никита. — Даже хуже — я дачник. И вообще, мне здесь почти нравится. Вечное лето, паранормальные явления… Я, между прочим, все детство к вторжению пришельцев готовился. Может, и запил оттого, что никто не вторгся.

— Мне здесь тоже почти нравится. Вот только если бы они вели себя поприличнее и выход вернули… Я бы, пожалуй, осталась. В гостях у сказ…

Тут громыхнули за окном консервные банки, а из мирно шипящего приемника вырвался протяжный механический рев. Никита и Катя вскочили, зашарили во тьме фонариками. Пугала перед домом не было.

Обыскали сад, чертыхаясь и путаясь в ветках, несколько раз напугали друг друга до полусмерти и потеряли фонарик. Потом, когда солнце взошло, Никита отправился искать дальше, по улицам, а Кате пришлось вернуться. Уже подходя к даче, она увидела фигуру, знакомую каждому по картинкам в детских книгах: руки-палки, колышущиеся под ними лохмотья… Пугало вновь стояло под самым окном. Только выглядело оно как-то по-другому.

Катя схватила с земли камень и медленно обошла пугало по кругу. Ни одного подозрительного шевеления, а вот изменилось пугало здорово. Теперь у него была голова — туго набитый мешочек из наволочки. Голову украшала детская панамка с трогательными корабликами — знак того, что безликое чучело побывало там, где водится легкая и доверчивая добыча — человечьи детеныши. Консервных банок больше не было. Катя заглянула в слепое лицо под панамкой, от которого ощутимо пахло старой тканью, пылью, мышами. Позвала шепотом, не зная, как и обратиться-то:

— Эй…