Viva Америка

— Фуз! Немедленно найди в списке пассажиров Козетту Бастьен! — холодно приказала Болль. — Свяжись с ней и доставь ее сюда!

— Да, мэм! Сию минуту, мэм! — пролаял Фуз и выскочил из кабинета.

Болль подошла ко мне, достала из кармашка пиджака ключики от наручников и со скучающим видом освободила меня, после чего присела на край стола. От нее вкусно пахло апельсином, бергамотом и персиком, словно она была натерта фруктовым бальзамом. Ее оливковые глаза были пронзительны.

— Как это понимать? — недоверчиво спросил я, растирая запястья.

— Люди как монеты: чтобы понять, чего они стоят, нужно их просто поскрести. — И Болль демонстративно вложила ключики от наручников в мои руки.

На ключиках была знакомая гравировка: «Без пяти минут пять километров».

«Ключи этого… Тапиоки?.. — Я почувствовал, как вдоль моего позвоночника на капельке пота противно прокатился страх. — Это что, подстава?.. Отпечатки!»

Я взволнованно протер ключики футболкой и отбросил их на пол. Болль остро вгляделась в меня, словно прикидывая, вмещусь ли я в ее желудке.

— Л-любишь людей скрести, да? — беспокойно полюбопытствовал я, судорожно размышляя над мизерными шансами остаться в живых. — Ершиком себе кое-где поскреби, Балаболь! Что тебе от меня надо? Дело же ведь не просто в том, что ты хочешь подставить этого темнокожего дуболома, верно?

— Белла Болль, — чеканно напомнила Болль своим сипловатым голосом и достала девятимиллиметровый «Glock-26». — «Если ты, холуй, еще раз решишь поглумиться над моими именем и фамилией, твой побег умоется красными слезами октября».

Я изумленно нахмурился: последнюю фразу Болль сказала на чистейшем русском языке.

— Ты что, русская?.. — не поверил я, нервно глядя на оружие в ее руках.

Болль встала, оперлась на стол и несколько раз качнулась. Пистолет она по-прежнему держала в руке.

— Из кабинета — налево и прямо, — строго сказала она, продолжая мерно покачиваться, словно язык пламени перед пожаром. — Затем — на лифте до третьего этажа. Там увидишь, куда тебе.

После этих слов Болль с грохотом ударилась лицом о поверхность стола. На оставленные Фузом бумаги тоненько брызнуло кровью. Болль повернулась ко мне, и на ее опухавшем красивом лице я увидел оскал дьяволицы, умывавшейся внутренностями еще живой соперницы.

— Ах-х… хах… Душевно зашло… — сипло восхитилась Болль. Она поднесла запястье с перламутровым браслетом ко рту и, морщась от боли, громко сказала в него: — Говорит директор Болль! У нас беглец — русский! Тапиока с ним в сговоре! Убиты трое сотрудников! Тапиока вооружен и очень опасен! Разрешаю огонь на поражение!

— Ч-черт!.. — растерянно проблеял я, вскакивая со стула. — Ты это… это… Подожди-подожди! — И я невольно прижался к стене.

Болль равнодушно наставила на меня пистолет:

— Три.

Затем она нажала на спусковой крючок, и я судорожно закрылся руками. Выстрел оглушил меня. Мое лицо обдули пороховые пары, в то время как пуля беззвучно прошила стену возле моей вспотевшей спины.

— Два, — хищно продолжила Болль и еще раз выстрелила.

Вторая пуля, овеянная грохотом выстрела, ударилась в стену в десяти сантиметрах от моей головы. Наконец сообразив, что это был за отсчет, я стремглав бросился из кабинета. Выбежав, я заметил настежь открытую дверь, за которой была полутемная комнатка — с двумя мертвыми мужчинами, застреленными в голову практически в упор. Начинка черепных коробок этих двоих щедро покрывала искрящую съемочную аппаратуру и погасшие дисплеи.

Я тут же с дрожью ощутил, как у меня в области затылка неприятно заныло — в ожидании свинцового плевка, раскалывающего череп. Зажав рукой рот, попытавшийся снова жалобно заблеять, я изо всех сил припустил дальше по серебристому и безликому коридору.

«Дело — табак! — в панике подумал я, видя приближавшуюся развилку. — Блин, и как быть?! Либо маршрут этой демоницы, либо как-то самому!..»

— Один, Алекс! — раздался где-то позади поскрипывавший голос Болль.

— А вот и мой кучер!.. — ужаснулся я, прижимая голову к плечам и опрометчиво сворачивая налево. — Я безоружен! — неожиданно для себя заорал я на ходу. — Кто-нибудь! Я — сдаюсь! Арестуйте меня! Я не никому не причиню вреда! Психи вы бесчувственные!

Продолжая призывно орать, я выскочил в высокий холл без окон. Повсюду были стальные двери, сверкающие металлом скамейки и фикусы Бенджамина. В центре холла одиноко стоял питьевой фонтанчик. За фонтанчиком были видны лифты и коридоры.

— Эй! Эй! — остервенело забарабанил я в ближайшую дверь. — Арестуйте меня! Тут… тут какое-то недоразумение! Я б-безоружен! Я сдаюсь! Я…

Дверь открылась, и ко мне вышла приятная молодая азиатка, явно занимавшаяся какой-то бумажной работой. Она томно вздохнула, и из-под ее подбородка выскочили мандибулы, а ее раскосые глаза узнаваемо выкатились из орбит, будто желая разглядеть поближе мое перекошенное испугом лицо.

— Ру-у-усские н-не с-с-сдаются, — укоризненно напомнила азиатка-трутень и скромно поприветствовала меня поклоном.

— Божья роса мне в глаза!.. — жалобно простонал я, неверяще отступая.