Вива Гевара!

В машине лежало столько оружия и боеприпасов, что их хватило бы на экипировку небольшой армии. Была там и взрывчатка. Вилла Гутьерреса надежно охранялась. Таконес, который продумал все до мелочей, взял с собой лишь самых надежных товарищей. За этих троих он ручался как за самого себя. Он хотел было разбудить и Мерседес, но в последний момент передумал: не женское это дело.

Таконес Мендоза был перепоясан тремя метрами бикфордова шнура. Под ногами у него стоял ящик с пятью килограммами тротила. Такое количество взрывчатки могло потрепать Альтамиру намного сильнее, чем землетрясение шестьдесят седьмого года.

Рамос переключил передачу. Старый «понтиак» не очень-то годился для горных подъемов. Температура воды поднялась уже выше девяноста градусов. К счастью, они были уже почти у цели.

Дорога сделала поворот, и подъем закончился. До виллы Гутьерреса оставалось около пятисот метров. Рамос выключил двигатель и поехал по инерции. Через сотню метров он остановил машину на обочине. Эль Кура вышел и потянулся. Рамос отошел помочиться: он где-то слышал, что если человека ранят в живот, то лучше, если его мочевой пузырь при этом пуст.

Таконес высунул голову в окно:

– Давайте.

Рамос приблизился к Эль Куре и трижды беззлобно ударил его кулаком в лицо. При каждом ударе «священнослужитель» крякал от боли и отшатывался назад. Когда Рамос закончил экзекуцию, Эль Кура проворчал:

– Мог бы и полегче...

У него были разбиты губы и нос, рассечена бровь. Рамос не ответив сел в машину. Эль Кура вынул из кармана сутаны маленькое зеркальце, осмотрел свое лицо и побрел к вилле Гутьерреса. Издали его худая фигура в потрепанной сутане не вызывала сомнений в его принадлежности к духовному сану. Лишь его лицо несколько противоречило образу священнослужителя. Ни одна добропорядочная прихожанка ни за что не вошла бы с ним в исповедальню.

* * *

Два телохранителя Пепе Гутьерреса, дремавшие в специально построенной для них кабине, подняли головы, услышав стук в ворота и какие-то жалобные причитания. Тот, что выглядел постарше, проворчал:

– Доминго, пойди-ка взгляни, что там.

Доминго встал, потянулся и подобрал автомат – старый «томпсон» с круглым магазином. Им было приказано впускать только приближенных к Гутьерресу людей, чей список лежал у каждого в кармане.

Шум у ворот усилился. Из-за решетки доносился умоляющий мужской голос:

– Сжальтесь, люди добрые! Умираю! О, Боже мой, мне больно, я весь в крови...

Доминго приблизился к воротам и остановился в изумлении, увидев сквозь решетку окровавленное лицо незнакомого священника. Один глаз закрылся от удара, кровь из разбитой губы стекала на подбородок и на грязную сутану с двумя оторванными пуговицами. Священник стонал, цепляясь руками за решетку:

– Сын мой, тебя мне послал сам Господь... Помоги мне, я умираю... Открой, ради всего святого...

– Что случилось? – встревоженно спросил Доминго.

– На меня напали грабители... Они отняли у меня святые масла и избили. Помоги, сын мой...

Он, казалось, не замечал автомата в руке телохранителя. Доминго озадаченно почесал в затылке. У него был строгай приказ никого не впускать. Но этот случай был совершенно непредвиденным.

– Вам действительно так плохо? – спросил он.

– О, я уже чувствую, как душа моя расстается с телом... – простонал священник.

Доминго потянулся было к замку, но передумал.

– Подождите, падре.

Он вернулся к дому и растолкал своего напарника, который опять было задремал.

– Эй, Фернандес! Там священник подыхает!

Фернандес открыл один глаз.

– Ну и что?

Доминго в замешательстве топтался на месте.

– Он просит, чтоб его впустили. Он весь в крови. Как по-твоему...

– Шеф приказал никого не впускать, – решительно возразил Фернандес.

– Да, но это всего-навсего священник...

Напарник немного помолчал, но затем покачал головой:

– Священник, не священник – не имеем права. Скажи, чтоб шел подыхать в другое место.

Доминго поискал вокруг что-нибудь такое, что могло бы облегчить страдания святого отца. А тот продолжал стонать. Доминго нашел лишь начатую бутылку виски, но не осмелился предложить ее священнослужителю, хотя глоток спиртного, на его взгляд, никак не противоречил религиозным убеждениям.

Доминго в растерянности пошел к воротам. Подобно всем латиноамериканцам, он с уважением относился ко всему, что касалось религии, и особенно к ее представителям. Несчастье, происшедшее со священником, очень огорчило его.

Святой отец, похожий на окровавленное пугало, по-прежнему держался за решетку. Доминго показалось, что священник выглядит все хуже и хуже.

– Извините, падре, но я не могу вам открыть. Приказ есть приказ. Сеньор Гутьеррес меня выгонит...

Священник утер рукавом кровь. Его худое лицо загорелось праведным гневом.

– Злодей, безбожник, коммунист! Ты отказываешься помочь Божьему человеку?!

– Нет, почему же... – начал было Доминго.

– Будь ты проклят! – воскликнул священник, направив на телохранителя костлявый палец.

Доминго машинально перекрестился. Этого еще не доставало...

– Но у меня ведь приказ... – оправдывался он.