Рядом с рыночной площадью в обветшалом здании на втором этаже сонная хозяйка показала Джован Баттисте снимаемую его сыном комнату. Казалось, по ней прошёлся ураган, разбросав ноты и одежду. Листки в беспорядке валялись поверх двух кроватей, на столе и на грязном каменном полу. Два стула были заняты кипами либретто. В углу в деревянной лохани мокли подрясник, чулки и рубашки. Тут же в фарфоровом тазике лежали склянки с настоями и лекарством териака. К стене был прислонён засохший венок. На колченогом столе поверх газеты стояли грязные тарелки и стаканы, всюду валялись табачная труха и огарки свечей. «Слава богу, что со мной нет Камиллы, — подумал он. — Её хватил бы удар при виде этой грязи и беспорядка». Правда, и его комната в Венеции не выглядела бы лучше, если бы не мать и сёстры, наводящие в ней чистоту, едва он выходил из дома.
Освободив один стул от кучи бумаг и нотных тетрадей, Джован Баттиста присел перед столом. «По всей видимости, сын сейчас одержим какой-то новой идеей, — рассуждал он про себя, — а потому отстранился от всего, что не связано с музыкой. Только так можно объяснить весь этот бедлам». Отец начал собирать с пола ноты и разбросанную одежду. Под бронзовым подсвечником он обнаружил листок с надписью: «„Теузоне“ — сочинение литератора Дзено». Здесь же лежали несколько одноименных либретто, действие которых развёртывалось в Китае. Возможно, это была новая опера, которую Антонио сочинял по заказу некоего театра. Каково же было удивление Джован Баттисты, когда на полке, висящей на стене, он обнаружил незнакомые ему партитуры
— Сколько же он работает! — невольно воскликнул Джован Баттиста, оторвавшись от партитуры.
Было уже за полночь, когда снизу раздался стук входной двери. На пороге появился Антонио со свечой в руке. Джован Баттиста вздрогнул. Ему представилось, что в тёмном проёме двери возникла зловещая фигура дьявола с горящими глазами. Отец и сын обнялись. Антонио тяжело дышал. Присев на кровать, он попросил отца подать стакан воды и капнуть в него зеленоватого сиропа из склянки в тазике.
— Астма замучила, — объяснил он, отпивая из стакана зеленоватую воду.
Разговор зашёл о Флоренции и поставленной там новой опере «Скандербег». Её либретто было выбрано лишь потому, что его автор — тосканец, хорошо известный во Флоренции, где проживает много выходцев из Иллирийской провинции. Итак, в опере действует Скандербег, или Искандер — младший сын царя Албании, которую захватили оттоманские турки. Настоящее имя юноши Георгий, но турецкий султан Мурад II приказал ему зваться Скандербегом, что на турецком языке соответствует имени, данному ему при рождении.
— Ужели опера без женской роли? — подивился Джован Баттиста.
— Как же, имеется партия Донеки, невесты Скандербега.
Затем Антонио рассказал о житье-бытье в Мантуе, принце Филиппе Дармштадтском, театре Арчидукале и о своём назначении главным дирижёром камерного оркестра. Джован Баттиста поинтересовался, как идут дела с новой оперой «Теузоне». Антонио впервые обратился к поэту-венецианцу Апостоло Дзено, состоявшему теперь на службе имперского двора в Вене. Либретто Дзено оказалось весьма запутанным, как и большинство сочинений этого автора, написанных в подражание Расину и Корнелю. К тому же либретто не учитывало особенностей переложения на язык музыки. Поэтому Антонио решил заменить некоторые сцены своими ариями из предыдущих опер.
— Здесь в Мантуе их никто не знает, — заявил он в своё оправдание. — О премьере уже объявлено. По всей видимости, она состоится в дни рождественских праздников.