Вивальди

С головой уйдя в работу, Вивальди почти не покидал свою каморку. Новый дом становился тесен, хотя Бонавентура, четвёртый из сыновей, обзавёлся семьей и жил далёко, а Франческо только временно отсутствовал под родительским кровом, но вскоре и он вернётся. С престарелыми родителями продолжали жить братья Антонио и Изеппо, сёстры Маргарита и Дзанетта, а также Чечилия с мужем и двумя детьми. Антонио, заваленный заказами, нуждался в более просторном обиталище, к тому же племянники становились всё более шумными и создавали дополнительные трудности. Им не хватало простора для игр. Было принято решение подыскать новое жилище, что вполне позволяли возросшие поступления в семейный бюджет. Милан щедро расплатился как за «Сильвию», так и за Ораторию.Кое-что перепало за серенаду и два концерта для скрипки и гобоя,написанных по заказу маркиза-меломана Пьетро Мартиненго из Брешии.

Но только часть семейства Вивальди намеревалась переселиться на новое место. Необходимо было создать лучшие условия для Антонио и освободить Камиллу от непосильных забот по дому. Джован Баттиста проведал, что неподалёку от церкви Санта-Мария Формоза на набережной Дожа у моста Парадизо имеется пустующий особнячок, на первом этаже которого находилась лавка цирюльника с давно заколоченными окнами. Для Джованни было бы редкостной удачей перебраться туда с площади Брагора со своими бритвами, помазками, тазиками и фиксатуарами, пока Франческо вынужденно находился на чужбине. Годы давали о себе знать, а о доме с лавкой цирюльника внизу можно было только мечтать. Вскоре был подписан контракт на аренду дома с его владельцем Чиприано Тревизаном, и утром 1 октября 1722 года часть семейства Вивальди со всем своим скарбом переселилась из прихода Сан-Проволо в приход Санта-Марина, оставив в старом доме замужнюю Чечилию с детьми.

Семья устроилась на новом месте. Джован Баттиста и Камилла надеялись, что Антонио охладел к театру, а Милан — это всего лишь последняя страница надолго затянувшейся оперной истории, ибо они видели, с каким увлечением он взялся за сочинение концертови переделку своего соль-минорного Magnificat,имевшего большой успех при первом исполнении. Но теперь Вивальди решил обогатить это сочинение включением двойного хора. После долгого пребывания в тесной каморке в просторном и удобном помещении, где так вольготно работается и дышится полной грудью, он чувствовал прилив новых сил. Но не только перемена местожительства породила в его беспокойной натуре жажду новизны. Он вдруг ощутил острую необходимость внести изменения в свои представления о возможностях музыкальных жанров и полнее выразить себя в опере, которая оставалась для него второй любовью. После удачных премьер в Виченце, Венеции, Мантуе, Флоренции и Милане почему бы не подумать и о Риме? Когда однажды за ужином без обиняков он заявил о своём желании отправиться в вечный город, Камилла выронила из рук бокал с вином и окаменела, не в силах произнести ни слова, а Джован Баттиста только развёл руками.

Для Вивальди наступил благоприятный момент, чтобы с пользой употребить полученное им в Мантуе звание «главного капельмейстера двора Его Светлости ландграфа». Но для вхождения в незнакомый для него мир римских салонов, дворцов, а главное, театров нужно рекомендательное письмо от знатной особы, чья известность далеко простирается за пределы Святейшей республики Венеция. На первых порах он подумал о Гаспарини и Поллароло, чьи произведения известны в римских музыкальных кругах. Но вскоре отказался от этой мысли. Для чопорного Рима нужно что-то более весомое. Например, возымела бы действие рекомендация от патриция Марчелло.

— Бенедетто? — удивился отец. — И это после всех его гнусных измышлений в книжонке «Мода на театр»?!

— Да нет же! — ответил Антонио. — Я имею в виду его брата Алессандро. Он куда умнее и никогда не снизошёл бы до написания подобных глупостей.

Действительно, Алессандро Марчелло был известен как утончённый поэт-эстет, наделённый свободным гибким умом. На следующий день Вивальди направился в старинный дворец Марчелло к известному в городе вольнодумцу, где был принят просто, без церемоний. Поначалу разговор зашёл о светской и духовной музыке, о новых либретто, появившихся в последнее время, в чём Алессандро Марчелло знал толк, так как и сам пописывал. Раскланявшись с учтивым хозяином после приятной во всех отношениях беседы, дон Антонио уносил в кармане сутаны вожделенное письмо. Оно было адресовано принцессе Марии Спинола Боргезе, представительнице знатного римского рода, а Вивальди представлен в нём как «известный профессор-скрипач», снискавший симпатии истинных поклонников музыки.

Итак, путь в Рим открыт, и можно было приступать к новой опере для карнавала 1723 года.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ