Часть публики, замешкавшаяся на выходе, оказалась заблокированной на ступеньках театра. Некоторые из зрителей, что помоложе, сняв обувь, засучив брюки или подняв юбки, решили добираться до дому, идя по пояс в воде. Остальные не отважились, ожидая, что вода вот-вот спадёт, и продолжали обсуждать оперу, а кто-то даже запел одну из арий Альчины. Здесь же в ожидании находились героиня вечера Анна Жиро с матерью и сестрой; хотя их дом был рядом, но разуваться и идти по воде, как это сделали некоторые смельчаки, они не рискнули. Воспользовавшись непредвиденными обстоятельствами, Вивальди затеял с Анной разговор о будущем сезоне, для которого он работает над новой оперой «Розилена и Оронта» на либретто Палацци, и сообщил, что хотел бы видеть её в роли Оронты.
Только на рассвете вода стала постепенно убывать вместе с отливом, оставляя после ночного буйства на мостовой водоросли, грязь и весь тот мусор, который венецианцы по привычке бросают в каналы.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В то майское утро Вивальди был, как обычно, на занятиях в Пьет
Дон Антонио опоздал. Когда он оказался дома, мать уже скончалась на руках убитого горем отца. Она давно страдала от сердечной недостаточности, и было решено сменить лечащего врача, пригласив знаменитого доктора Фьорини. Тот увеличил дозу териаки, а вместо сиропа из тростникового сахара предписал принимать по тридцать капель входившего тогда в моду «эликсира жизни», который, по его словам, помогает при сердечных приступах и разжижает кровь. Рекомендации медицинского светила не возымели действия. Утром 6 мая 1728 года, выпив чашку горячего бульона, поданного ей мужем, Камилла испустила дух. В регистре умерших настоятель церкви Санта-Марина записал: «Прихожанка Камилла Каликкьо в замужестве Вивальди скончалась от апоплексического удара в возрасте около 73 лет».
Антонио чувствовал себя разбитым и крайне опустошённым. Только теперь он осознал, как много для него значила мать, гораздо больше, чем отец. Он любил Джован Баттисту, но питал к нему прежде всего глубокое уважение и признательность музыканта, постоянно с ним советуясь. А вот матери он приносил немало неприятностей из-за своей неустроенной жизни и частых разъездов, которые её особенно беспокоили. Она, бывало, напутствовала: «Будь осторожен, сын мой, и езди потише!» — словно он сам правил лошадьми, отправляясь в Виченцу, Мантую или Рим. Ему вспомнились вдруг годы детства, когда на кухне мать терпеливо помогала ему с уроками по Катехизису, благодаря чему на следующий день настоятель Сан-Джованни ин Олео не мог нарадоваться на успехи юного семинариста. Сколько раз, уединившись у себя и беря в руки скрипку, он нутром чувствовал, как мать, сидя за рукоделием, с вниманием прислушивается к его игре. Её незримое присутствие придавало ему силы и веры в себя.
Вивальди распорядился, чтобы похороны прошли торжественно и «при капитуле», то есть при участии всего приходского причта. Траурная процессия растянулась от дома на набережной Дожа до церкви Санта-Марина. За гробом шли все Вивальди — взрослые и дети, друзья и знакомые, некоторые ученицы священника из Пьет
— Подумать только, что мама так хотела взглянуть на недавно отремонтированную церковь на Брагора и не успела, — вспомнила Маргарита, идя рядом с Антонио по дороге с кладбища к дому. — Куда бы мы ни переезжали, она всегда считала Сан-Джованни ин Брагора своей любимой церковью…