Виват, гардемарины!

— Король придает этим вещам огромное значение. Известно его высказывание: «Герцог де Субиз берет с собой на войну сто поваров, я же предпочитаю впереди армии выставить сто шпионов».

— Кому адресовано послание? — спросила Елизавета с презрением.

— Одной весьма знатной особе, — неторопливо начал Бестужев. — Полагаю, она не откажется это подтвердить. — И не дожидаясь согласия государыни, он приоткрыл дверь и негромко сказал дежурному офицеру: — Государыня желают видеть герцогиню Ангальт-Цербстскую с дочерью.

— Вы в своем уме? — возмутилась таким самоуправством императрица.

— Сейчас увидим. — Бестужев кротко опустил глаза. — Коль ошибаюсь, уйду в отставку.

— Как вы несносны в своем упрямстве! — раздраженно воскликнула Елизавета.

— Для блага трона и державы. — И вице-канцлер со смиренной гордостью склонился перед императрицей.

По коридору дворца стремительно двигались две тоненькие фигурки — мать и дочь. Иоганна ловила в каждом зеркале свое отражение.

Она задержалась возле роскошного напольного зеркала в резной золоченой раме.

— Дочь моя, запомни… Ты делаешь глубокий реверанс, а я встану вот так. — Она приняла вычурную позу и вдруг ловко сняла с плеч дочери соболиную накидку. — Соболя не носят в твоем возрасте! Это нескромно. Воистину царский подарок! Я же говорила, что тетка Эльза полюбит тебя… «Ангел мой! С тех пор, как я увидела тебя, жизнь моя приобрела смысл…».

Она вдруг увидела свою дочь — маленькую, испуганную и несчастную.

— Боже, что за поза! Подбери зад! — Она больно щелкнула Фике по попке.

— Расправь плечи! — Очередной толчок в бок. — Держи спину! — Шлепок между лопаток. — Голову выше… выше! — Жестким пальцем мать подняла подбородок дочери. — И не надо смотреть так грустно! Печаль не к лицу молодой особе. Улыбнись… радостнее, веселей, беспечней. Вспомни что-нибудь хорошее…

И, откликнувшись на материнский призыв, Фике неожиданно улыбнулась, широко, светло и радостно.

— Вот и хорошо! Значит, так… «Жизнь моя приобрела смысл…». Как там дальше?

— Не волнуйтесь, маменька, — Фике выпрямилась, — я все помню. Идемте! Нас ждут. — И она первая направилась по коридору.

Иоганна проводила ее удивленным взглядом.

Императрица стояла у окна, внимательно изучая письмо, когда за ее спиной распахнулась дверь. Она оглянулась и увидела мать и дочь в отрепетированных позах. Позади них стоял вице-канцлер.

— Ангел мой, Эльза, — с умильным восторгом начала герцогиня, — с тех пор, как я увидела вас… — Глаза ее с ужасом уставились на письмо, которое Елизавета держала за уголок, но она продолжала автоматически произносить заученный текст: — Жизнь моя приобрела… смысл… Я живу ради… вашей…

— Сударыня, вам знакомо это письмо? — перебив ее, ледяным тоном спросила императрица.

Бестужев не мигая смотрел на гостью.

— Нет! — Иоганна охнула, закатила глаза и, застонав, схватилась за сердце. Стоны герцогини остались без внимания.

Государыня повернулась к Фике.

— А вы знаете, кто писал это письмо?

Она протянула лист девушке. Та внимательно всмотрелась в строки, со страхом огляделась по сторонам, опустила голову и тихо произнесла:

— Почерк дяди Фрица, прусского короля…

— Вы читали его?

Фике отрицательно покачала головой, в глазах ее появились слезы.

Иоганна, оправившись от первого потрясения, сделала шаг вперед, прикрывая собой дочь, и быстро произнесла:

— Моя дочь ничего не знает!

— Значит, есть что-то, что вашей дочери не надлежит знать? Что именно? — не выдержал Бестужев.

Иоганна прикусила язык. Государыня строго взглянула на вице-канцлера.

— Один Бог свидетель, как я ждала тебя, дитя мое. — Елизавета печально смотрела на Фике. — И как горестно видеть, что я ошиблась…

Она отвернулась к образам и тяжело вздохнула. Одна из лампад погасла.

Елизавета попыталась зажечь ее от свечи.

Фике почувствовала острую жалость к этой немолодой и одинокой женщине.

— Нет! — искренне вскрикнула она. — Нет, вы не ошиблись!.. Я так благодарна вам! Самое страшное — это ваша немилость… Поверьте, я не лгу вам, ваше величество! Я действительно не читала этого письма, но догадываюсь о его содержании…

— Ваш дядя Фриц, — ядовито спросил Бестужев, — тоже давал вам поручения? — Вице-канцлер буравил принцессу глазами.

Все взоры были прикованы к Фике. Императрица замерла с горящей свечой в руке. Дрожащими пальцами Иоганна отерла повлажневший лоб.

Сознавая роковую важность момента, Фике внимательно оглядела присутствующих. Она словно решала непосильную задачу. Когда напряжение достигло предела, она выдавала из себя с трудом:

— Да, король Прусский подробно объяснил мне мои обязанности.

— В чем же они? — Голос вице-канцлера звенел торжеством.

Фике глубоко вздохнула и, обращаясь к Елизавете, произнесла:

— Добиться вашей дружбы. Стать его глазами и ушами при русском дворе. Доносить… Простите меня, маменька!..

— Дрянь! — прошептала возмущенная Иоганна, пытаясь незаметно ущипнуть дочь. — Не верьте ей, она не в своем уме!..