Виват, Новороссия!

Последние его егеря спешили влезть на вал из девятисаженного рва – на помощь своим отчаянно и самоотреченно сражающимся товарищам. Значительное число этой отборной пехоты было ранено и убито – первые приступы таких крепостей всегда покупаются большой кровью, но с горстью оставшихся Неклюдов, не имея даже нескольких секунд для перевязки и все более и более слабея от потери крови, продолжал бой на верху бастиона.

Тут его снова ранили – пикой в грудь, ударив несколько раз. Казалось, что все османы ополчились на него одного. На этот раз он упал замертво.

Но уже вся вторая колонна егерей взошла на отнятую батарею и двинулась по крутизне к третьей. Израненного и полуживого Неклюдова – когда его подняли, то оказалось, что он плавает в собственной крови – солдаты на ружьях вынесли из боя. Капли его крови пятнали дорогу, но он еще, очнувшись, находил в себе силы ободрять своих также израненных санитаров.

Перевязывать раненых было некогда, и Неклюдов, вновь теряя сознание от слабости, уже не слышал русского «ура!», олицетворявшего всегдашнюю победу, внутри Измаила.

Спустя три четверти часа после начала штурма вся крепостная ограда – и со стороны реки, и со всех остальных – была в руках русских. Но надлежало брать еще саму крепость, что после короткой передышки и сделали солдаты Суворова, в буквальном смысле прокладывая себе путь штыками, беря каждый шаг с боем и шагая по трупам – своих павших товарищей и неприятельским.

Никто уже не обращал внимания ни на свои, ни на чужие раны.

Казалось, что всякое чувство отлетело от людей, кроме одного – жажды боя, когда легче умереть, нежели потерпеть поражение. Так думали и русские, и турки, но в битве двоих один должен быть побежденным, и османы с каждой секундой все более явственно понимали, кто будет этот проигравший.

Русские солдаты шли вперед, и уже никто и ничто не могло их удержать. Бились в строю и без строя. Каждый знал врага и не нуждался в подсказке командиров. Как не нуждался и в их примере. Но офицеры тоже служили России и, не на словах зная, что такое честь, дрались впереди своих подчиненных.

Именно в эти мгновения и был ранен полковник Морков. Ранен тяжело, но, к счастью, не смертельно. Лучшим же лекарством ему послужило взятие крепости и Св. Георгий 3-го класса. Так было отмечено его участие в сем знаменитом деле.

Лучшее в мире войско взяло лучшую в мире крепость. Можно верить главнокомандующему Потемкину, отписавшему императрице: «Мужество, твердость и храбрость всех войск, в сем деле подвизавшихся, оказались в полном совершенстве. Нигде более не могло ознамениться присутствие духа начальников, расторопность штаб– и обер-офицеров. Послушание, устройство и храбрость солдат, когда при всем сильном укреплении Измаила, с многочисленным войском, при жестоком защищении, продолжавшемся 6 1/2 часов, везде неприятель поражен был, и везде сохранен совершенный порядок».

Бой длился около семи часов. Из турок почти никто не уцелел. Комендант Мегмет Айдозле, дравшийся до самого конца, умер на штыках, получив шестнадцать ран.

Страшные потери понесли и русские штурмовые колонны – четыре тысячи убитых, шесть – раненых; из 650 офицеров в строю оставалось не более 250.

Падение Измаила повергло в шок турок и всю Европу. Строились различные планы, проигрывались многовариантные комбинации…

А в крепости жизнь шла своим чередом: армия отходила от сражения. Солдаты, подпоясавшись трофейными знаменами, ходили, гордо на всех поглядывая. Из холодных лагерных палаток в крепостную больницу перенесли раненых. Почти что первым делом Суворов посетил этих героев и, увидя среди них и Неклюдова, обрадованно вскричал:

– Храбрый, неустрашимый Неклюдов! Ура! Ура!

Свита командующего сочувственно молчала, видя состояние секунд-майора.

Да, поводов для сочувствия было достаточно – Неклюдов долго балансировал между жизнью и смертью. Так долго, что до жены его дошли слухи о подвиге мужа и его мучительной смерти от полученных ран. И жена занемогла. И надо же так случиться – вскоре, опровергая все домыслы, к ней приехал сам Неклюдов, еще слабый от ран, но живой.

Говорят, от радости не умирают. Бывает, однако, что и умирают: жена, увидя мужа живым, не вынесла потрясения и сгорела в одночасье, оставив на руках мужа дочерей.

Вскоре умер и Потемкин, всегда примечавший Неклюдова. И о секунд-майоре казалось сразу же и напрочь забыли. Но так только казалось – нашлись люди, помнившие об Измаиле. Они и устроили в феврале 1792 года ему встречу с Екатериной II. Императрица обратила внимание, что правая рука у Неклюдова на перевязи:

– Измаил? – спросила.

– Да, матушка. Он.

– До сих пор?

– Так ведь и досталось крепенько…

Неклюдов был произведен в подполковники и награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

Когда заготавливали грамоту на чин, то Екатерина спросила:

– А, кстати, на какой лошади он более всего ездил в продолжение кавалерийской своей службы?

– На белой, ваше величество.

И на первом листе грамоты Неклюдов был изображен на белом коне в мундире гусарского подполковника.