– Пусть офицер сей будет для вас примером! – Равняйтесь на него! – закончил Суворов резко и почти побежал далее вдоль неподвижно стоящих шеренг ветеранов… Взятие дунайской твердыни свершилось, как и было уже отмечено, 11 декабря 1790 года, а за день до этого Суворов отдал приказ, отозвавшийся в сердце каждого:
– Храбрые воины! Приведите себе в сей день на память все наши победы и докажите, что никто не может противиться силе оружия российского. Нам надлежит не сражение, которое бы в воле нашей состояло отложить, но непременное взятие места знаменитого, которое решит судьбу кампании, и которое почитают гордые турки неприступным. Два раза осаждала Измаил русская армия и два раза отступала; нам остается, в третий раз, или победить, или умереть со славой.
Этот приказ, затаив дыхание, слушала вся армия, все девять колонн, на которые их разделила воля командующего. Шесть колонн, ведущие атаку с сухого пути, и три колонны, которые произведут высадку на судах, со стороны Дуная.
Перед самым штурмом русский командующий послал Айдозле последнее предупреждение-записку: «Сераскиру, старшинам и всему обществу. Я с войсками сюда прибыл. Двадцать четыре часа на размышление – воля; первый мой выстрел – уже неволя; штурм – смерть. Что оставляю на ваше рассмотрение». В ответ ему сказали о себе, Дунае и аллахе. «Значит – пора», – решил он.
На рассвете 10 декабря шестьсот русских орудий открыли по Измаилу огонь. А 11-го пять колонн – три с запада под командой генерал-поручика Павла Потемкина, две с востока под началом генерал-поручика Александра Самойлова – плюс с юга десант флотилии генерал-майора де Рибаса пошли на приступ.
Крепость была готова к сему – ночью к османам бежало несколько казаков.
Полковник Морков был командиром как раз одной из этих трех десантных колонн, а именно – третьей, в составе которой находились 800 днепровских приморских гренадер, батальон Бугского и два Батальона белорусского егерского корпусов, а также тысяча казаков.
Позднее в реляции Екатерине II о взятии Измаила Потемкин скажет о Моркове, повторяя слова донесения Суворова: «В сем случае начальник 3-й колонны изъявил новые опыты мужества, искусства и храбрости, примером его подчиненным служившие. Л. гв. секунд-майор Морков с начала устроения на острове Сетала батарей, командовал оными и во время беспрестанной почти канонады ни на малое время не отходил. Побуждаемый беспримерной ревностью к службе, он сам наводил пушки и не токмо наносил неприятелю великий вред в городе, но и множество потопил судов: во время же приступа, при высадке на берег войска и завладении неприятельскими батареями, учреждения его явили самого храброго и непобедимого офицера».
Суворов знал, что говорил: он следил за своими офицерами, видя в них сегодняшних защитников и завтрашнюю надежду России…
Колонны двигались в полном молчании, раздвигая собой плотное марево тумана. До крепости оставалось не более трехсот шагов, когда ее стены как будто взорвались – все 250 турецких орудий открыли огонь на поражение.
Штурм Измаила начался в половине седьмого утра. Тогда же три десантные колонны под общим командованием генерал-майора Рибаса, прорываясь через губительный огонь береговых батарей турок, ринулись к крепости, где суда первой линии высадили десант.
Морков действовал на левом фланге десантной линии, и вместе с колоннами генерал-майора Арсеньева и бригадира Чепеги одновременно – в едином порыве – ринулся на береговые укрепления осман, отбив их в жаркой молниеносной штыковой.
Первой подошла к стенам вторая колонна правого крыла под командой генерал-майора Ласси. При начавшейся страшной канонаде сердца солдат невольно дрогнули: они упали на землю и бросили лестницы. Неклюдов, назначенный находиться со своими стрелками впереди этой колонны, увидев, что войска колеблются, обратился к генералу:
– Ваше превосходительство! Позвольте мне начинать!
– С богом! – ответствовал тот.
Тогда, обращаясь к своим стрелкам, секунд-майор закричал:
– Ребята! Вперед! За мной! Смотрите на меня: где буду я, там и вы будьте! Вместе разделим славу и честь или вместе положим головы свои за веру и императрицу Екатерину! Она мать наша, мы – ее дети! Ура! С нами бог!
Бросившись в глубокий ров, он начал забираться на вал без лестницы, с помощью одних штыков. Солдаты, устыдившись, теперь торопились догнать и перегнать своего командира, забывая об опасности.
Мгновенно, – как будет потом записано в его формуляре, – Неклюдов взошел на бастион. За ним взлетели остальные.
Неклюдовские егеря отбили неприятеля от пушек и овладели батареей. В этом скоротечном бою Неклюдов был ранен пулей в правую руку, близ плеча навылет; в левую ногу он получил два пулевых ранения, и в левое же колено его ударили кинжалом – таково было напряжение боя. Но не раны сейчас занимали его.
Желая ободрить колонну, Неклюдов приказал своим стрелкам подползти под пушки и выстрелить в промежутки батарей.