Виват, Новороссия!

Последним шансом Фридриха стали драгуны принца Вюртембергского и гусары генерала Путткаммера. Подстегиваемые своим королем, впадавшим в истерику ярости от поражения, все более явно вырисовывавшегося перед ним, и не просто поражения, а гибели армии, а значит, и его страны и его великих планов, прусская кавалерия отчаянно рвалась к Гросс-Шпицбергу. Ей удалось невероятное – она сумела пройти огненную завесу русской артиллерии, растерзать линии стрелков Шпица и прорваться на вершину холма. И это было все, чего они достигли. Русская и австрийская пехота в молниеносном бою штыками смирила их наступательный порыв, опрокинула кавалерию, а артиллеристы Гросс-Шпицберга довершили начатое, открыв по отступающим шквальный огонь. Был убит и доблестный Путткаммер.

После этого пруссаки уже не пытались атаковать. Вскоре пехота генерал-поручика Панина загнала пехоту Фридриха на Мюльберг, где многие нашли свой конец, поражаемые артиллерийскими залпами Гросс-Шпицберга. Начавшееся отступление прусской пехоты – конница у Фридриха уже не могла сейчас иметь значения – превратилось в повальное бегство, когда Панин начал новую атаку, и с юга ему на помощь пришла кавалерия.

Армия прусского короля не существовала более. Потери до 17 тысяч, масса дезертиров – у Фридриха в строю осталось не более трех тысяч солдат.

Преследовали отступающую и разбегающуюся толпу пруссаков, недавно еще бывших армией, Лоудон и генерал русской службы Тотлебен. Преследовали весьма недолго – лишь до темноты, что и объясняет сохранение Фридрихом хотя бы этих трех тысяч.

Король – хороший стратег – ясно представлял, что может последовать за этим поражением: гибель всего была неизбежна. Он писал брату: «Я не переживу этого. Последствия битвы хуже ее самой. У меня нет больше сил… Я убежден, что все погибло… Я не переживу гибели родины. Прощай навсегда…» Сразу же после сражения, когда союзная конница ушла вдогон отступающим, Румянцев объезжал позицию на Гросс-Шпицберге, дабы отдать своим павшим боевым товарищам последний долг. Огибая небольшую проплешину, на которой, судя по количеству неподвижных тел в русских и чужеземных мундирах разыгралась особенно жаркая рукопашная, генерал наткнулся на сидящего тут же на чьем-то ранце офицера с окровавленной повязкой на лбу, который, несмотря на это, ловко и довольно бодро бинтовал себе левую руку. Его шпага, покрытая засохшей уже кровью, по самый эфес была воткнута в землю. Тут же рядом валялись в кобурах и пистолеты. Румянцеву раненый показался кем-то знакомым. Приглядевшись, он обрадованно воскликнул:

– Ба! Поручик Попов!

Офицер вскинул глаза, вопросительно посмотрел на кричащего и, узнав Румянцева, поспешно вскочил:

– Так точно, ваше превосходительство! Капитан Попов к вашим услугам!

– О, поздравляю с капитаном. Ранены, Дмитрий Николаевич?

– Есть немного, Петр Александрович. Саблей да штыком зацепило.

– Серьезно зацепило-то?

– Пустяки, ваше превосходительство! Чтоб на солдате, да не зажило!

– Ну и хорошо. Хочу поблагодарить вас, капитан. Вас и солдат ваших. Славно, вижу, здесь вы сражались. Теперь уж у Фридриха хребет окончательно сломан.

– Пора уж и сломать, господин генерал-поручик. Коий год воюем. Пора уж дело доделать и по домам.

– Скучаете по дому?

– По России, Петр Александрович. Дома-то ведь у меня и нет. Всю жизнь с отцом по гарнизонам да домам государственным жил. А умер он, и никого у меня не осталось. А по родине скучаю.

– Скоро, я думаю, двинем по домам.

– Ох, ваше превосходительство, хорошо бы. Да вот сомнение меня берет.

– Это в чем же, Дмитрий Николаевич, ваше сомнение?

– А в том, что коли хотели бы мы быстрее окончить кампании эти, то я бы сейчас не сидел здесь, перевязками своими занимаясь, а гнал бы прусса к Берлину! А то ведь опять дадим ему оправиться. Он же у себя дома. Что ему стоит войско заново набрать!

– Так ведь преследуют Фридриха, господин капитан. Или не знаете вы, сидя здесь и своими ранами занимаясь, что союзные части гонят неприятеля?

– Да видел я все. Отсюда сверху хорошо все видать. Только ведь кавалерия вдогон-то пошла. А ведь вы знаете, ваше превосходительство, что пока пехота своим сапогом куда не ступила, та земля еще не отвоевана.

– Прав ты, Дмитрий Николаевич, во всем прав. Союзнички это все. Даун с Лаудоном. Хоть кол на голове теши – не хотят ну никак вперед идти. Как привязанные. Хотят нашей кровью земли себе откупить у Фридриха. А Петр Семенович вот этого-то и не хочет. Оттого и медлим. Но все равно я уверен – конец Фридриха не за горами.

– Вашими бы устами, ваше превосходительство. Поживем – увидим.

– Вот именно, капитан. Поживем. Как там говорят в Европах: короткий язык способствует длинной жизни? Не по чину рассуждаешь. С другими остерегись, а то неровен час…