– Господин генерал-поручик! – начал один из ближайших помощников Румянцева по осадному корпусу Леонтьев, сам по чину генерал-поручик, – военный совет единодушно считает, что при данном положении дел, то есть после воссоединения Платена с корпусом принца Вюртембергского и гарнизоном полковника Гейде, дальнейшая осада нецелесообразна и даже опасна!
Леонтьев обвел глазами собравшихся. Отовсюду ему одобрительно кивали. Румянцев, сидевший набычившись во главе стола, не поднимая глаз, глухо спросил:
– Ваши доводы, ваше превосходительство?
– Извольте, ваше высокопревосходительство. Доводы таковы: главнокомандующий господин фельдмаршал Бутурлин, кроме дивизии присутствующего здесь господина генерала князя Долгорукова, подкреплений ведь нам более не выделяет?
– Вы забыли легкую конницу Берга…
– Ваше превосходительство! Сия легкая конница не могла догнать пехоту Платена! К тому же при нашем положении осаждающих нам более кавалерии, все же, как мне кажется, уместна и надобна пехота!
– Кавалериста можно спешить.
– Это не значит сделать из него в сей же миг пехотинца.
Ваши собственные деяния по обучению вверенных вам войск как раз свидетельствуют именно об этом.
– Вы забываете еще одну мою мысль, столь же неустанно мною повторяемую: война учит быстро.
– Но…
– Господин генерал-поручик, оставим пока этот спор – он ни о чем: все равно, кроме Берга, ничего иного у нас нет.
– Именно об этом я и говорю.
– Я понял эту вашу мысль. Продолжайте.
– Хорошо. Далее: флот – по условиям погоды – скоро уйдет, тем самым деблокировав Кольберг с моря, что позволит подвозить пруссакам припасы.
Румянцев быстро вскинул на Леонтьева глаза. Тот, не отводя взгляда от лица командующего, продолжал:
– Я не останавливаюсь уже на соотношении сил. Просто хочу напомнить вашему превосходительству о рескрипте высокой Конференции относительно того, что паки произойдет нечаянное соединение Платена с защищающими Кольберг, нам надлежит отходить на старые квартиры.
– Это все?
– Нет, не все, – вмешался Еропкин, последние минуты ерзавший от нетерпеливого желания вставить слово. – Противник, ваше высокопревосходительство, обладая преимуществом в кавалерии, восстановил связь со Штеттином, откуда черпает ноне припасы. А наш подвоз затруднен недостатком транспорта и опять-таки этой же кавалерией.
– И еще, господин генерал-поручик, – подал голос бригадир Брандт, – скоро зима, у нас уже много больных…
– Надо отходить, Петр Александрович, – перебил его Еропкин.
– Ваше превосходительство, – с бешенством процедил Румянцев, – я просил вас высказывать доводы, а не советы.
Принимать решение буду я сам. У вас все, господа?
Члены военного совета спокойно и непреклонно наклонили головы в знак подтверждения, что все уже сказано и добавить, а уж тем более возразить, нечего.
– Ну что ж, господа, отвечу вам. Да, вы правы, неприятель превосходит нас числом. И он в укреплениях. Но ведь никто и не предлагает немедленный штурм! Ведь речь идет об осаде! Прошу также не забывать, что припасов в Кольберге не так уж и много, и скоро неприятель будет испытывать недостаток в продовольствии и фураже.
Шепот.
– Да, я знаю ваши доводы – вы их только что мне высказали. Но зима ведь не только прогонит наш флот от Кольберга, она не даст возможности действовать и кораблям противника. Что же касается подвоза со Штеттина, то мы – и особенно при помощи господина Берга – в состоянии прекратить подобные сообщения. Мы осаждаем, и у нас в этом случае больше возможности маневра. О нашем снабжении – кроме подвоза, магазинов – надо налаживать и реквизиции. Война затрагивает всех, включая и тех, на чьей земле она ведется. Это разумно. Но реквизиции – не грабеж. Таким образом мы, соблюдая меру и обеспечив себя необходимым, лишим этого противника, который будет решать задачу: драться с нами или отступить. Надеюсь, вы знаете, как должно сражаться на открытой местности?
– А холода, – снова повторил свой довод Брандт, – как быть с ними?
– Будем готовиться к ним. Я уже говорил как-то генерал-майору Еропкину, что война – не карнавал, не парад и не маневры. Она не должна зависеть от того, есть ли на небе солнце, или идет дождь.
– А как же быть с рескриптом, ваше высокопревосходительство, – со значением напомнил свой аргумент и Леонтьев.
– Господин генерал-поручик! Господин генерал фельдмаршал неоднократно получал рескрипты ее величества. Ныне получаю их и я. И они все говорят об одном – России нужна победа. Мы сидим здесь к противнику ближе и видим его более, так что не грех нам и принять решение своим умишком, и принять его на себя. И мне кажется, ваше превосходительство, что доводы политические при делах военных – не самые лучшие. Они чреваты самыми непредвиденными последствиями – если отдаваться им с упоением. Побережем себя и дело. А в данном же случае они токмо хорошо показывают вас, кто вы и что вы.
Леонтьев побагровел.