Виват, Новороссия!

– И последнее, господа. Ведя осаду, мы тем самым ослабляем на основном фронте Фридриха и даем возможность нашей главной армии решать задачи свои без оглядки на силы Вюртембергского и Платена, без боязни того, что король прусский может внезапно усилиться за их счет. Я решил, господа, продолжать осаду. Мы слишком долго здесь пробыли и слишком много затратили сил, дабы после всего этого отступить ни с чем. Осада будет продолжаться и крепость будет взята! Несмотря на все и всяческие противодействия – как со стороны противника, так и со стороны своих маловеров. Я призываю вас, господа, выполнять свой долг. Мы – солдаты, а, стало быть, должны сражаться и побеждать! Для этого мы и нужны России. Все свободны, господа. Спокойной ночи.

На следующий день активные участники спора, продумав свою позицию за ночь, подали Румянцеву рапорта с прошением об отпусках по болезни. Румянцев хмыкнул:

– Насильно мил не будешь.

И подписал. В таком деле сомневающийся помощник – не помощник. Теперь его волновало всерьез лишь одно – отношение Конференции и главнокомандующего к его самоволию. Он не стал на совете смущать умы своих подчиненных этими своими раздумьями, но про себя передумал об сем предмете предостаточно. Но вскоре он уже с удовлетворением зачитывал оставшимся генералам новый рескрипт на свое имя:

– «…Службу вашу не с тем отправляете, чтоб только простой долг исполнить, но паче о том ревнуете, чтоб имя ваше и заслуги сделать незабвенными». Все ясно, господа совет? Нашу настойчивость осадную, – он щедро делился единоличным решением сейчас со всеми, хотя на том совете и был в полном одиночестве, – одобряют. И поддерживают. Надеюсь, что более из нас, оставшихся, никто отныне не занедужит и что это успокоит тех, кто боялся державного гнева за выполнение долга своего. И заставит всех сделать все возможное, дабы оценка верховная наших ратных заслуг не пропала втуне! За работу, господа!

К этому времени подошедшая легкая конница Берга вовсю тревожила пруссаков, постепенно отбирая у них контроль над жизненно важной артерией Кольберг – Штеттин.

В начале октября Берг у деревни Вейсенштейн разбил наголову отряд прусского майора Подчарли, пленив при этом и самого майора во главе множества его подчиненных.

Подчарли на подмогу шел от Грейбенберга отряд де Корбиера, дослужившегося со времени до фельдмаршала. Де Корбиер, увидев, что нужда в его подмоге уже отпала, пытался избегнуть поражения и вовремя отойти. Но Суворов, подполковник конницы Берга, настиг его с эскадроном сербских гусар и долго гнал.

Русская армия тогда уже – после неудачной осады Бунцельвица совместно с союзником Дауном – выдвигалась в Померанию и – далее: на зимние квартиры за Вислу. Бутурлин поэтому приказал соединиться с Бергом кирасирским полкам генерал-поручика Волконского. Дивизия Фермора должна была двигаться непосредственно к Кольбергу. Она шла наперерез пруссакам, идущим от Кольберга к Штеттину.

Это уходил из крепости Платен. Румянцев оказался прав.

Перерезав коммуникации неприятеля и раз за разом нанося колющие удары по небольшим отрядам Платена, пытавшимся противодействовать этому, Румянцев вынудил прусского генерала к ретираде. Поначалу Платен отошел к Трептову, а затем начал движение на Гольнау, выдвинув арьергардом сильный отряд Корбиера.

Авангард этот Берг атаковал у самого Гольнау на открытой равнинной местности, сильно раскисшей после ливней. Заболоченность, затруднившая наступление тяжелой русской кавалерии, позволила пруссакам заблаговременно приготовиться и открыть по наступающим огонь картечью. Построившиеся в каре русские пехотинцы в подкрепление своей артиллерии давали залп за залпом, но русские шли прямо на свинцовый дождь и первой же атакой опрокинули каре.

Корбиер попытался спасти ситуацию, введя в дело кавалерию, но ему снова помешал Суворов, выведший своих гусар навстречу неприятельской лаве. Пруссаки были опрокинуты, причем суворовские гусары успели еще и захватить неприятельских фуражиров.

– Господин генерал, позвольте наказать этих дерзких русских. Всего несколько эскадронов драгун, и с ними будет покончено, – умоляли Платена его офицеры, на глазах которых громили их товарищей по оружию и многолетним кампаниям.

– Запрещаю, – сурово отвечал Платен, отвернувшись от подчиненных и от своего авангарда. – Если мы сейчас ввяжемся в бой, то на нас упадет Румянцев! Вы этого хотите? Здесь война, а не игра в солдатики! А на войне, случается, и убивают. А случается и такое, что нужно пожертвовать частью, дабы спасти все! Волк, попадая в капкан, отгрызает себе лапу и уходит. Мы сейчас – этот волк. Мы даже не смеем остаться в Гольнау, а вы призываете меня к самоубийственным поступкам. Стыдитесь, господа. Вы не офицеры, а кисейные барышни.

И действительно, Платен не долго пробыл в крепости.

Подошедший Фермор подверг Гольнау двухчасовой бомбардировке, после чего позволил пруссакам отойти – из-за якобы чрезмерной укрепленности Гольнау, что не позволяло предпринять штурм.