Возможно, стоило даже сказать этому рыжему придурку «спасибо», за то, что подтолкнул меня к правде. Ведь молчать и обманывать ее с каждым днем было все хуже. Да, так я и поступлю. Обязательно поблагодарю его. Правда, сначала подправлю физиономию в паре мест… Тоже из чувства признательности. Я же фотограф, я знаю, что его нос на левую сторону будет смотреться гораздо лучше.
Я потянулся за очередным фото, но звонок телефона нарушил мой план. На то, что это была Вея, не стоило и надеяться. Девушка не выходила из дома, игнорировала звонки, не читала сообщения. Сама бы она точно не позвонила.
Я нашел телефон на кровати под подушкой, на экране высветились заглавные буквы «МАМА». Стыд пронял моментально, я довольно давно ей не звонил. А должен был.
— Да, мам? — Сказал я как можно более жизнерадостным голосом, падая на кровать.
Приняв горизонтальное положение, тело облегченно и даже благодарно загудело. Я и не заметил, что оно было скованно усталостью, будто я сидел не за фотоснимками, а тягал железо.
— Ты давно не звонил. — Сразу пожурил меня материнский голос. На фоне я расслышал звук заглушаемого телевизора, а затем резкий треск открываемой рамы окна.
Я закрыл глаза и представил обычную картину: мама, открыв скрипучее окно на кухне, села напротив него, опершись одной рукой на подоконник. Взгляд ее карих глаз, таких же, как у меня и Камелии, направлен на поле подсолнухов. Она всегда так говорила по телефону.
— Да, ты права. Твой сын очень непутевый, но обещает исправиться. Просто было много работы.
— Ну, не наговаривай на себя. Мой сын — самый лучший. И должен помнить об этом.
И снова стыд. Если бы мама знала, куда и за каким именно «вдохновением» я отправился, седых волос в ее косах, которые она неизменно заплетала каждое утро и поднимала наверх, точно прибавилось бы.
— Как ты, как Люк? Что нового у тети Мэри? — Поинтересовался я, чтобы уйти от любой темы, касающейся меня.
— Все по-старому. Люк работает с утра до ночи, по четвергам также собираются и играют в карты. Мэри начала ремонт. Представляешь, решила выкрасить гостиную в ярко-желтый цвет! Мы тут, конечно, все любим подсолнухи, но не до такой же степени…
Еще какое-то время мама рассказывала мне про наших родственников или знакомых, а я, даже не сильно вдаваясь в детали, просто лежал с закрытыми глазами и слушал ее голос. Особенно то, как меняются его интонации. Как она раздражена собакой соседа, овчаркой, которая обожала гонять маминого толстого кота. Или как ее обрадовала поездка с сестрой в соседний город на выходные.
— Арчи, а ты не приедешь на… годовщину? Твой папа приедет и Джорджи с Китти…
Мои глаза моментально распахнулись. Я не знал, что ответить маме. Я собирался приехать. Я был уверен, что приеду, потому что на Санта-Луи у меня уже не должно было остаться никаких дел.
— Арчи? — Повторила мама, когда молчание затянулось.
— Мам… Я, наверное, не смогу. Мне очень жаль. Ты же знаешь…
— Арчи, не надо. — Голос матери стал невероятно мягким. Таким же она желала нам с Ками спокойной ночи, когда еще укладывала нас спать. — Все хорошо.
— Мне жаль. — Снова повторил я, не зная, что еще сказать.
— Не стоит жалеть о таком. Ты же знаешь, что наша девочка на небе. А значит, она смотрит на тебя оттуда, в какой бы точке земли ты не находился. И чувствует твою любовь. Уж не знаю, кого в этом мире Ками любила больше, чем своего старшего брата. Даже мы с твоим отцом отчаялись претендовать на это место. — Мама рассмеялась, и я улыбнулся в ответ.
Но затем снова помрачнел:
— Ты знаешь… Я проводил с ней так мало времени.
— Это точно не твоя вина. — Теперь голос мамы звучал почти извиняющимся тоном. — Мы с папой… — Она вздохнула и не продолжила.
Я уже сто раз слышал это. Продолжать рассказ действительно не имело смысла. Мама, приросшая сердцем и корнями к Канзасу, и отец, заблудший в ее поля англичанин, развелись 11 лет назад. Тогда мне самому едва исполнилось 11, а Ками и вовсе стукнуло лишь 8. Она не понимала, что происходит и как это вообще возможно. Не смотря на то, что развод, можно сказать, прошел тихо и мирно, она перенесла это с трудом. Особенно из-за того, что я уезжал с отцом в Англию. Может поэтому она позже взяла девичью фамилию матери? Небольшой знак протеста у доброй души… Я же остался Хантом.
Единственная причина, которую мне назвали на тот момент — образование, которое я могу получить в Британии. Да и я сам тогда выбрал поездку с отцом. Хотя о каком выборе может говорить парень, только что закончивший начальную школу? Так я перевелся в среднюю частную школу, а затем поступил в местный университет. Камелию я звал каждый раз, когда оказывался в Канзасе. Но она была непоколебима в своих стремлениях, и они не были связаны с Британией. И именно ее уверенность в исполнении любых мечтаний заразила меня, как осенняя простуда и положила в руки фотоаппарат. Она стала моей первой музой. Моя искренняя, бескорыстная, светлая сестра, которая всегда отдавала больше, чем брала взамен. И в итоге она отдала даже свою жизнь.