Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой

Хватит врать! Все я помню! Есть те, кого не берут даже сильные препараты, а если и оглушают, то на время, при этом слух остается, только все становится тягучим и замедленным. Временами я все же проваливалась в небытие, даже слух пропадал, но чаще все же сознавала, что происходит, снотворное лишало возможности двигаться, но не соображать.

Я умоляла забрать меня домой!

– Ларри, просто привези меня в Лондон, там я справлюсь со всем сама. Прошу тебя, обо всем поговорим потом, только забери меня отсюда. Здесь меня отравят…

Но тебе было нужно иное, иначе к чему разыгрывать дурацкую сцену даже не ревности, а какого-то спектакля:

– Ты любишь Питера?

В тот момент я могла сказать, что люблю хоть самого Гитлера, только бы ты вытащил меня из кошмара, в который я попала.

– Финча? Да, люблю. Я всех люблю…

– Всех? Детка, это многовато… Какого же черта его здесь нет? И к чему тебе тогда муж?

– Ларри, умоляю, скажи, чтобы мне больше не кололи снотворное и наркотики, а еще, чтобы не обкладывали льдом, у меня уже кашель… Забери меня в Лондон…

– Хорошо, но для того, чтобы выдержать полет, нужно все же уколоть снотворное.

– Нет! Нет, Ларри, я умоляю, нет! На меня не действуют снотворные препараты, мне уже вкололи столько, что каждая следующая доза может стать последней. Я буду вести себя тихо, обещаю.

– Нет.

Я боролась, я откровенно боролась за свою жизнь, пыталась избежать укола, отбивалась, кусалась, царапалась, кричала. И тогда двое сильных мужчин – мой муж и Денни Кэй – просто сбили меня с ног, прижали лицом к полу, Денни навалился на спину и ноги, а ты, Ларри? Ты уселся почти на шею, за волосы прижал мое лицо к ковру и скомандовал:

– Укол!

– Ларри, я умру…

Времени оставалось немного, пора выезжать, а снотворное меня не брало, я продолжала отчаянно бороться. И тогда последовал новый приказ:

– Еще укол!

Дрогнула даже медсестра:

– Но, сэр, она может не вынести…

Сэр Лоуренс процедил сквозь зубы, сидя у меня практически на шее:

– Пусть сдохнет, сучка…

Я не сдохла, организм оказался на редкость выносливым. Мало того, очнувшись в самолете, увидела, что вы все спите. Хоть останавливай самолет или выпрыгивай на лету! Смешно: та, которой вкололи огромную дозу снотворного, проснулась, а ее тюремщики спят безо всяких успокоительных.

Я подсела к дремлющему Теннанту:

– Сесил, вы не приболели случайно? У вас утомленный вид…

Теннант открыл глаза, и в ту минуту я просто испугалась за состояние его разума.

– Вив, вы не спите?!

– Да, выспалась. Но если вам хочется поспать, спите спокойно, я посижу тихонько.

– Нет-нет, я уже тоже выспался! – почти завопил бедный Теннант, с трудом разлепляя глаза. – Давай… давай поиграем в карты!

– В карты?

– Да, в карты. У меня есть колода.

Все остальное время полета до Нью-Йорка мы играли в карты. Когда перед приземлением разбудили Ларри, он испытал не меньший шок. Пришлось широко улыбнуться:

– Ты выспался, дорогой? Медсестра случайно не промахнулась, делая укол?

Зря я пошутила, не следовало этого делать.

После приземления я на виду у обомлевших сопровождающих подкрасила губы, поправила изрядно помятое в результате борьбы на полу платье и вышла на трап в сиянии улыбки:

– Привет, ребята! Я рада вас всех видеть! Простите, но не могу ответить на вопросы, спешу.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то отправишься домой в гробу!

Сказано тихо, но твердо. Настолько твердо, что я поняла – это не шутка.

– Не нужно уколов, Ларри, я же не бунтую. Мы летим в Лондон или ты намерен оставить меня в какой-нибудь клинике в Нью-Йорке?

– В Лондон.

– Тогда позволь мне добраться туда, как нормальному человеку, это лучше для тебя же. Не стоит давать репортерам повод для слухов, что твоя жена сумасшедшая.

Почему ты не внял разумным словам? Приступ у меня прошел, я вела себя вполне вменяемо, необязательно было превращать меня в неподвижное бревно, тем более вы прекрасно знали, что меня не возьмет даже огромная доза снотворного. И все же мне ее вкололи перед самолетом в Лондон.

Ларри, ты помнишь, как меня связывали, чтобы затолкать в самолет? Туго спеленутая одеялом, я не представляла большой угрозы, но и тогда меня постарались оглушить. Никакие уговоры не помогли.

– Тебе не будут делать никаких уколов, если ты обещаешь, что действительно не будешь сопротивляться.

– Ларри, но я же не сопротивляюсь, зачем усыплять?

Я покорно не только прилетела в Лондон, но и поехала в клинику к Фрейденбергу, прекрасно понимая, что если только воспротивлюсь, то и впрямь получу смертельную дозу наркотика. И никто не станет разбираться с этой передозировкой, сумасшедших не принято жалеть.

Хотелось спросить, что ты планируешь делать дальше, но не удалось. Отправив меня к Фрейденбергу сразу после прилета в Лондон (я даже не смогла поговорить с мамой и отцом, спросить их, почему не захотели забрать меня из Лос-Анджелеса), ты снова улетел в Италию отдыхать. Мои родители тоже поспешили устраниться…