Кроме того, Ларри нравится делать вид, что он снисходительно уступает своей супруге, которая во всем является его рупором, что, мол, с нее возьмешь, неразумное, капризное дитя… Я продолжаю быть рупором (иногда в буквальном смысле этого слова – озвучивая мнение мужа по любому поводу, что страшно раздражает некоторых друзей), но неразумное, капризное дитя стало оттягивать на себя слишком большое внимание. Королева хороша и может находиться рядом, но лишь пока ей целуют ручки. Не дай бог завести разговор о чем-то серьезней партии в шахматы или нарды! «Политика не для вас, миссис!»
Я согласна и не протестую. Хочу только одного: чтобы Ларри не забывал обо мне на сцене, не забывал, что мне тоже нужны интересные роли и успех.
Война в жизни и на сцене
Почему-то, вспоминая Лондон военных лет, я обязательно вижу его темным, словно в те годы солнечных дней не было вообще, и не только солнечных, но дней как таковых – только ночи с воздушными тревогами и затемнениями. Человеческая память избирательна, она и впрямь оставляет только то, что соответствует восприятию момента. Радость всегда светлая, яркая, тоска серая, тусклая, а вот беда обязательно с затемнением.
Ларри, почему Тайрон Гатри тогда не взял меня в «Олд Вик»? Объяснение, что это театр без звезд, нелепо, кто же тогда ты, Джон Гилгуд, Ричардсон и многие другие? Я бы скорей назвала «Олд Вик» театром звезд. Но звезду по имени Вивьен Ли, больше известную по ролям Скарлетт, Майры и Эммы Гамильтон, там видеть не желали. Словно в угоду тебе, ведь ты считал меня незначительной актрисой, без твоей поддержки не способной даже выйти на поклоны. Такое предположение – о твоем нежелании видеть меня на сцене без твоего присутствия и пригляда – кажется бредом сумасшедшей, однако сейчас я понимаю, что оно недалеко от истины.
Я даже была согласна терпеливо ждать, когда сможешь работать ты, но нам оказалось не на что жить, все деньги за первые удачные фильмы потрачены на неудачную постановку, за последующие – на обустройство детей в Америке. Стало ясно, что, пока ты осваиваешь летное дело подле Винчестера, мне нужно устроиться на работу. Но я актриса и могу только играть, шахтер или даже медсестра из меня никудышные.
– Я сам подберу пьесу и роль, в которой твой провал будет не столь заметен…
– Провал?! Почему провал, Ларри?
– Ну, хорошо, не провал, но трудности, скажем так. Чтобы играть на сцене уверенно, ролей вроде Скарлетт недостаточно, сцена не терпит фальши. А твоя актерская техника не достигла нужных высот, что ни говори, два семестра актерской школы не дадут столько умений…
Мне хотелось кричать в ответ, что меня признали хорошей актрисой даже на Бродвее, но я понимала, что ты возразишь – это за красивые глазки, а потому молчала. Хорошо, я сыграю любую предложенную тобой роль, я докажу, что чего-то стою не только в кино, но и на сцене, что я актриса не хуже, чем ты пилот. Давай честно признаем, Ларри, что пилот ты отвратительный, умудриться разбить два самолета, только разворачиваясь на земле, – это не признак большого умения. Ты актер – и не к чему было играть в воздушного аса, эта роль, в отличие от шекспировских, тебе явно не удалась.
Правда, даже упоминать об устроенной в первый же день службы в военной авиации аварии нельзя, это означало бы нанести тебе смертельную обиду. А тот, кто обидел Ларри Оливье, долго не жил.
Я хотела жить и не вспоминала.
Нет, неправда, я не вспоминала не потому, что боялась, а потому что очень переживала за тебя самого и была такому обстоятельству, как наземная авария, даже рада. Это означало, что тебя просто не допустят до реальных полетов, до настоящих боев. Некрасиво, недостойно, когда другие летали и погибали, радоваться тому, что ты сидишь на земле, но что поделать – я радовалась.
Пьесу и роль ты подобрал. Ларри, в первую минуту я не поверила своим ушам:
– Миссис Дюбуа в «Дилемме доктора»? Но, Ларри, что там играть?!
– Вот речь неопытной актрисы. Этими словами ты продемонстрировала собственную незрелость. Настоящий актер никогда не станет делить роли на достойные и недостойные его. Любую роль можно сделать запоминающейся и любую же провалить.
Сейчас при одном воспоминании о таких словах мне хочется вопить от несправедливости. Не ты ли не так уж давно в Америке продемонстрировал этот самый провал Ромео, а я умение играть роли вроде Майры – не самой притягательной для актрис? Признайся, Ларри, ты никогда не умел быть справедливым к другим и одинаково честно относиться к своей и чьей-то игре, удачам или неудачам, особенно моим. Твои неудачи всегда просто непонимание критиков и незрелость зрителей, мои – закономерность! Твои успехи – это гениальность, мои – случайность или все та же незрелость зрителей, способных проглотить что угодно.