Вивьен Ли. Жизнь, рассказанная ею самой

И все же этот крах произошел. После стольких лет борьбы и жертв я осталась одна, вернее, без Ларри, а еще без денег – все заработки уходили на театральные постановки, без жилья – «Нотли» принадлежит Оливье, без здоровья – туберкулез, получивший «подпитку» при обкладывании льдом, больше не проходит, без ролей – Ларри никогда не допустит, чтобы я играла на лондонской сцене, без будущего – мне достаточно много лет, чтобы начинать сначала было поздно…

Но я не одна, у меня есть мама, Сюзанна, есть Ли, Мерривейл, есть настоящие друзья и подруги. А еще есть мои роли. Даже не вспоминая о Скарлетт, я все годы невольно черпала в этой роли жизненную уверенность. «Я не буду думать об этом сегодня. Я подумаю об этом завтра».

Директор «Олдвич» Бенталл предложил возглавить труппу, которая отправится на длительные гастроли в Австралию. Это очень кстати, потому что мне хочется уехать куда-нибудь подальше от всех, кто либо примется с любопытством разглядывать брошенную жену, либо сочувствовать. И то и другое невыносимо.

Мне позволили выбрать три пьесы по своему усмотрению, потому что в труппе в основном малоизвестные актеры. Я в качестве звездной приманки. Мерривейл, конечно, со мной. Хочу «Двенадцатую ночь», конечно, «Поединок ангелов» и еще «Даму с камелиями». Ларри ни за что не позволил бы мне сыграть Маргариту Готье, но теперь Оливье далеко, мне более не супруг, а потому я могу себе позволить все, что хочу!

Нет, не все, я никак не могу позволить провал, во-первых, потому что публика пойдет на мое имя, а значит, от моей игры зависит и успех всей труппы, подвести тех, кто мне поверил, никак нельзя, во-вторых, провал хоть одного спектакля окажется вообще провалом навсегда. Даже в Австралии за мной будут следить множество недружелюбных глаз, готовых из-за малейшей оплошности подвергнуть остракизму: «Ага!.. мы же говорили, что она лишь тень Великого Оливье!»

Глупо, будучи уже давно сложившейся актрисой с двумя «Оскарами», я вынуждена доказывать не то, что я чего-то стою, а что стою чего-то без Ларри, что я не тень Лоуренса Оливье. Причем в случае просто успеха будет поднят крик: «Австралия и Мексика – это не Англия, там публика не столь искушена!»

Именно потому я выбрала «Даму с камелиями», у которой невозможно приписать интерес к спектаклю только тексту, как в шекспировских пьесах. Время таких спектаклей прошло, риск провалить его был очень велик.

И все же мы начали репетиции…

Давно не писала, было просто некогда, сначала репетиции, а потом гастроли выдались очень напряженными, но удалось все!

А началось с идиотизма. Зря я надеялась, что репортеры в Австралии умней и меньше заточены на скандалы, по прилете нас ждала огромная статья местной журналистки Нэнси Спэйн о нашем с Лоуренсом Оливье разводе во всех деталях (даже таких, о которых не могла знать я сама). Я понимаю, что Спэйн – подруга Плоурайт, или, как она старательно подчеркивала, «новой миссис Оливье», но зачем же вывешивать грязное белье на всеобщее обозрение даже из дружеских чувств?

Всегда брезговала вот такими журналистами и репортерами, они из тех, кто, стоя внизу, пытается доплюнуть до тех, кто выше, забывая об одном: все, что не долетит, вернется им в лицо. Говоря о «выше», я имею в виду не себя, а Ларри, ведь, сколько бы «подруга» ни сваливала вину за развод на меня, есть факты, которые все равно говорят против Оливье. Получалась нелепость – желая помочь Плоурайт, она вылила немало грязи на великолепного Лоуренса. Медвежья услуга, что ни говори.

Но Мерривейл и наш режиссер Хелпман забеспокоились, как бы очередная громадная порция помоев не ввергла меня в приступ.

– Не обращай внимания!

– Нет, почему же? Только зал придется поделить на две части.

– Какие еще части?

– Тех, кто придет посмотреть на живую Скарлетт, и тех, кто захочет увидеть брошенную Великим Лоуренсом Оливье жену. Как вы думаете, каких будет больше?

Турне прошло с успехом, все три пьесы были приняты хорошо. То ли местные зрители не читали грязную стряпню Нэнси Спэйн (кстати, я не удосужилась узнать, была ли она сама на наших спектаклях), то ли, как умные люди, потокам грязи не поверили. В меня не бросали тухлыми яйцами и не требовали, чтобы сумасшедшая англичанка убиралась домой. Да, и плакатов с шельмованием брошенной жены тоже не было, зрители просто смотрели спектакли, аплодировали, если нравилось, молчали, если не очень, но сиденьями стульев, покидая зал посреди спектакля, не стучали.

– Джон, узнай, пожалуйста, может, здесь просто не принято уходить в знак протеста? Может, австралийцы слишком вежливые?

Вместо ответа Мерривейл показал мне очередь за билетами:

– Как ты полагаешь, были бы на десятом спектакле полные залы, если бы на первых девяти люди с трудом высиживали до конца?