— Да приезжал пару раз к Адольфу, благородный риттер, — ответил Тео. — Не знаю, кто такой, не видел до того, а сам он не назывался, как понимаете. Да и лицо его не разглядел — он в капюшоне был, вроде как у монахов. Но точно из благородных, уж их не спутаешь, как эта братия держится. А Конрад его бароном назвал, тот ещё ругался, что болтает лишнее. В общем, я, когда всё это на сеновале услышал, сразу понял, что надо делать ноги, пока жив. Да только, перед нападением на купца из лагеря никого не выпускали, следили за всеми, у Адольфа так было заведено, чтобы не предупредил никто. Решил сбежать, когда товар у купца будут грабить, не до меня будет. Только не повезло — меня в самом начале один из охранников купца по ноге рубанул. Хорошо, успел отползти, пока он на других отвлёкся, ногу перетянул. Чуть кровью не истёк! Бог меня покарал за то, что связался с Адольфом этим, чтоб ему черти сковородку погорячее приготовили! Потом уполз в кусты от греха, уж больно этот купец и его люди нам, в смысле разбойникам, жару давали. Думал, отлежусь в той ямке, а потом доберусь до соседней деревни, скажусь, что из ограбленного купеческого обоза. Да без движения не смог долго лежать, ногу разбередил, вот вы меня и услышали.
— Что за деревня?
Эта информация меня заинтересовала, так как было ясно, что с телегами купца мы далеко не уйдём, да и священник для Барзаги мог там найтись.
— Танненберг, Ваша милость, — с готовностью ответил Тео. — Это недалеко. Проехать дальше по дороге, а там свернуть в лес и проехать до горушки, поросшей ёлками. Деревня принадлежит Кайзеру, там и церковь есть. Тамошние мужики сплошь охотники, служат егерями, когда знатные господа охотятся в здешних местах. Разбойников терпеть не могут. Ну а те их, понятно… Так что там безопасно. Лук и рогатину с топором в деревне всякий держать умеет.
— Так ты же сам разбойник! — удивился Роланд. — Не боишься, что местные тебя на вилы поднимут?
— А вы им не говорите, Ваша милость. На мне ж не написано, что я разбойником был. Да и какой из меня разбойник, с такой-то ногой! И воином теперь уж не стать, — грустно вздохнул он. — Ремеслу учиться — опять же, деньги нужны.
— Ну и куда ты теперь денешься, убогий? На паперть пойдёшь, подаяние просить?
Злости не бывшего разбойника не осталось, чутьём опера я понимал, что Тео не врёт.
— В монахи пойду, благородный риттер, грехи замаливать, — Тео выглядел серьёзным. — По монастырю, коли возьмут, ковылять смогу, руки тоже никуда не делись, пристроюсь как-то, Бог даст.
Тем временем слуги и Пьер закончили погрузку трофеев на повозки. Убитых слуг купца и наёмников перенесли небольшой овражек слева от дороги, привязав лошадей к деревьям, росшим по краю оврага, выворотили их, обрушив края и засыпав братскую могилу, используя сделанные в Саарбрюккене сапёрные лопатки. Сверху поставили наскоро сбитый из срубленного деревца крест, прочли молитву. Трупы Адольфа Железные Зубы (они у него, вопреки прозвищу, были вполне обычные, да и неудивительно, со стоматологами сейчас не очень, максимум, могут зубы вырвать, но никак не вставить), «медведя» Конрада и прочих разбойников оттащили на опушку леса и там оставили. Лесным зверушкам и птичкам тоже надо питаться. Растащили лошадьми деревья, поваленные бандитами поперёк дороги, а заодно и трупы несчастных коняшек, освободив путь. Лошадей привязали к повозкам сзади. В это время я обработал ступню Тео. Раз уж решили оставить его в живых, не нужно чтоб он с гангреной свалился. Он нам ещё должен разбойничье логово с захоронками показать.
Ну а теперь можно в путь. Я сел на переднюю повозку, посадив туда же Тео, указывать дорогу. Роланд с помощью Ульриха забрался на следующую телегу, где лежал Барзаги. Слуги и оруженосцы сели править оставшимся транспортом. После этого мы поехали дальше на юг, оставив поле битвы позади.
Проехав по римской дороге километра три (для себя я всё же предпочитал пользоваться родными мне мерами длины), мы добрались до места где Тео меня остановил, показав на огромный раскидистый дуб слева, затенявший ветвями дорогу. Здесь оказалось что-то вроде просёлка, прикрытого кустами, так что с дороги он был незаметен, конечно, если не приглядываться внимательно и не знать, что искать. Свернув на просёлок, мы сразу почувствовали разницу с творением римских строителей. И раньше то поездка на телегах без рессор была весьма далёкой от комфорта, мягко говоря, но теперь это был какой-то костотряс. Тео охал и стонал, Роланд и Вим ругались (последний на нескольких языках), да и близнецы с Пьером временами выражали своё недовольство. Только Барзаги не подавал голоса в наркотическом забытьи. И это хорошо, так как не представляю, как бы он выдержал эту поездку в сознании!