Византия в эпоху иконоборчества

Соборный орос имел большой резонанс в Константинопольском патриархате. Многие были удовлетворены аргументацией епископов на Соборе и охотно приняли ее171. И в этом была своя логика, поскольку собрание 754 г. не являлось сугубо еретическим. Оно осудило, строго говоря, только идолопоклонство, а не почитание икон. Вторым каноном Собора запрещалось изображать Божество Христа, но никто из истинных почитателей икон и не посягал на такое святотатство. Они лишь изображали Его образ, в котором Спаситель явил Себя миру, то есть человеческий образ Бога. Главные ошибки Собора 754 г. заключались в том, что, найдя ущербным идолопоклонство, он вообще запретил иконы. А, кроме того, анафематствовали самых интеллектуальных защитников иконопочитания, диспуты с которыми (пусть и заочные) могли открыть глаза на многие заблуждения: св. Германа, патриарха Константинопольского, св. Иоанна Дамаскина и св. Георгия Кипрского172.

Иконоборцы в соответствии с восточными магическими представлениями считали, что если образ возможен, то он должен быть тождествен своему оригиналу. Поэтому единственно возможным образом Христа они провозгласили Святую Евхаристию. Напротив, почитатели икон полагали, что образ не тождествен своему оригиналу, отличается от него. Так что с самого начала между иконопочитателями и иконоборцами наблюдалось отсутствие общей лексики и понятий, они как бы говорили на разных языках и потому с трудом понимали друг друга.

Как всегда, когда Священное Писание и Предание не давали прямых ответов на поставленные вопросы, участники соборных собраний стремились опереться на святоотеческую традицию. И те и другие отождествляли любую новацию (вне зависимости от того, шла речь о догматике или о канонических вопросах) с плохим. «Иконоборчество плохо, потому что оно вносит новое учение в Церковь», – говорили почитатели икон. Но то же самое говорили и иконоборцы, признавая почитание святых икон неким новшеством в Церкви и изо всех сил пытаясь найти в свою пользу аргументы не только из Писания, но и из Предания. Впрочем, впоследствии Церковь подтвердила, что многие аргументы иконоборцев на Соборе 754 г. были фальшивыми или излишне широко, а потому ошибочно толкуемыми173.

Пожалуй, это – главный (и сознательный!) грех, который можно поставить в вину участникам Собора. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов резкое падение интеллектуального (по сравнению с прежними временами) уровня епископата, а также в целом богословия и догматики. Участники иконоборческого Собора легко принимали аргументы, зачитанные из карточек, а не из книг, некоторых авторов вообще не знали (!), только о них слышали, иных толковали крайне тенденциозно174. Например, аргументом из Нового Завета стали слова святого апостола Иоанна: «Бога никто же видеть не может» (Ин. 1, 18) – совершенно очевидно, что таким «доказательством» вопрос о почитании икон разрешить было невозможно.

Таким образом, Собор сформулировал «окончательное» определение об иконах, как того желал Константин V. Вместе с тем нужно отметить, в своих трактатах император-иконоборец шел значительно дальше, чем готовы были пойти члены созванного им Собора. Как отмечают, в богословии императора Константина V явно проявляются монофизитские тенденции, которые Собор всячески устранял из объявленного им официального иконоборческого учения. По некоторым данным, впоследствии император даже дошел до того, что вообще воспретил почитание святых, святых мощей, а также Божией Матери. Если это правда, то совершенно очевидно, что Собор 754 г. не санкционировал таких определений.

Насколько верны эти сведения, трудно судить ввиду незначительности сохранившегося материала. В частности, по мнению других исследователей, весьма маловероятно утверждение отдельных летописцев, будто бы император открыто и публично отрицал Богородицу, признавая ее, как некогда ересиарх Несторий, только Христородицей. Это слабо сочетается с личностью царя, очень осторожного и далеко не глупого человека, едва ли позволившего себе публично высказывать (даже если он разделял эти мысли) сомнительные или ранее анафематствованные Церковью суждения в широкой аудитории. Похоже, что эту и сходную с ней истории выдумали последующие иконопочитатели, темпераментно искавшие примеры недостойного поведения царя.