Византийская цивилизация

Эта одержимость едиными догматами православного мира защищала реальное духовное единство, которое, без сомнения, было отличительной чертой византийской культуры. Несмотря на глубокое уважение своего занятия, знаменитые монахи, например, всегда говорили о том, что монастырская духовность равна христианской духовности в ее целях, спасении и даже в способах. Об этом Феодор Студит написал спафарию Мариану: «Духовная бедность, раскаяние, слезы, нежность и терпимость, мир, соболезнование, взгляд разума, обращенный к Богу, отказ от денег, неприязнь по отношению к миру, умеренность, целомудрие — это по силам каждому. Больше, чем своего супруга, ребенка, родителей, братьев, больше, чем чего-либо, нужно любить Бога, сотворившего нас и умершего за каждого из нас. Эти и другие добродетели делают настоящим христианином. Не верьте, господин, что этот лист ценен только для монаха, то же самое и для светского человека (для него он еще более значим), за исключением безбрачия и бедности: эти два пункта человека, живущего в миру, не подвергают никакому наказанию. Тем не менее и для него, даже в этом, есть время для целомудрия и воздержания… Вот вы меня просили произнести волю Божию. Попросим же всех помолиться о нашем спасении». И Макарий Египетский (IV в.) описывал настоящего христианина с чертами настоящего святого: «Аскеты — их называют монахами — просто христиане, понявшие свое предназначение и решившие использовать средства для того, чтобы его достичь» (I. Hausherr). Из этого следует то постоянное взаимодействие между светским и церковным миром, на которое мы уже столько раз обращали внимание.

Духовное восхождение — это постепенное обращение сердца, которое удаляется от внешних вещей, где бродит разум, чтобы достичь внутренних. Это теория неоплатоников, пересмотренная святым Василием (IV в.) и Псевдо-Дионисием Ареопагитом (V в.), переданная всеми теми, кого называют «отцами мистики» и исихастами в XIV в. Личная молитва афонских монахов — это самое яркое проявление этой доктрины. Обращение сердца к внутренним процессам, к внутреннему «я» предполагает тишину, спокойствие и отсутствие материальных забот: таким образом, монах больше всех может приблизиться к этому. Эта личная борьба каждого против природы необходима, если человек хочет приблизиться к Богу и обрести спасение — цель человеческой жизни. Человек, живущий на земле, в итоге подобен изгнаннику со своей родины, то есть из места, где пребывает Бог. Монах постепенно поднимается над этой землей и приближается к небу: отошедший от мира, он поддерживает существование «между небом и землей», о чем гласит заголовок книги, опубликованной афонским монахом уже в наше время. Имеется ли философское обоснование этой духовной цели? Неизвестно, так как философские системы, вызванные противоречивыми объяснениями различных вещей, — источники разногласий и волнений в душах. Монах, как и светский человек, вместо того чтобы искать объяснения загадок мира и своего пути к спасению, должен наполнять свою душу загадками, так как душа имеет мистическую природу. В основном можно сказать, что византийцы культивировали мистицизм во всех видах, от самых возвышенных до самых инфантильных. Эти тайны были стилем жизни, духовность, которая приводила к святости, была в итоге душевными переживаниями, а не умозаключениями. Другое важное замечание, так как теологи и ученые, помимо того, что они были «напыщенными из-за своих знаний», следовали по пути, который не вел к Богу. Поэтому монахи не доверяли наукам, некоторые из них могли отказаться на некоторое время от спасительного мира под воздействием внешних обстоятельств и заинтересоваться последними открытиями в теологии и истории церкви, но для большинства не существовало ни проблем, ни лакун, так как они знали, что их вера справедлива и что их молчание означает мудрость. Оправдание незнания, говорят, привело к народному аскетизму в конце существования империи и последующей эпохи, философские истоки которого были названы.