Византийские портреты

К этому своему противнику она чувствовала упорную ненависть и скорее была готова на все, чем помириться с ним. Когда в 1346 году патриарх посоветовал ей войти в соглашение с ее соперником, одного этого предложения было достаточно, чтобы привести ее в бешенство. С этих пор она стала смотреть на патриарха как на изменника, и она только и думала, как бы его низложить. Это ей удалось в 1347 году. По ее приказанию синод низложил Иоанна, не выслушав его; и с обычным для нее преувеличением, отмечавшим все ее поступки, Анна хотела отпраздновать большим обедом падение человека, так долго бывшего ее самым верным и самым близким сотрудником, так что о них говорили, что "это была одна душа в двух телах". Она пригласила на этот пир всех тех, кто помог ей удалить патриарха: "раздавались,- говорит Григора, за этим обедом довольно непристойные шутки и смех. Но в ту же ночь, когда запел петух, все это веселье, прибавляет историк, обратилось в скорбь". В этот самый миг Кантакузин вступал в Константинополь.

Уже несколько месяцев видно было, что всякое сопротивление становилось невозможным. Новый фаворит регентши, итальянец {390} Фаччиолати, это понял: 3 февраля 1347 года он растворил перед Кантакузином одни из ворот столицы. Анна между тем упорно не хотела признать очевидность; укрывшись во Влахернском дворце, она рассчитывала еще бороться; через своих посланцев она старалась поднять чернь; она просила помощи у генуэзцев Галаты; на предложения Кантакузина, убеждавшего ее сдаться добровольно и предлагавшего ей в обмен за это долю участия в правлении и сохранение всех почестей, приличных ее сану, она отвечала лишь грубой бранью и припадками бешеной злобы. В конце концов, однако, видя, что часть дворца взята и готовятся к приступу, она согласилась начать переговоры. После совещания с последними, еще остававшимися у нее сторонниками, она, по единодушному решению, примирилась с неизбежностью мира. Но она отнюдь не думала признать этим, что за ней были какие-нибудь провинности, требовавшие прощения; "ее гордая и жестокая душа, - говорит Григора, - сочла бы такое признание недостойным для себя унижением". Она высокомерно требовала торжественных обещаний, необычайных обязательств; она рассчитывала царствовать одна, не принимая даже Кантакузина себе в помощники. То было совершенное безумие: Анна должна была считать себя счастливой принять предложения победителя; она оставалась императрицей и за ней признавалось даже первенство перед новым царем.

Кантакузин льстил себя надеждой добрым и изысканным обращением обезоружить своего врага - императрицу. Он оставил ей и ее сыну обширные императорские покои и удовольствовался сам частью дворца, порядочно разоренной, прилегавшей к большому триклинию Алексея Комнина. Но, исполнив этот долг учтивости, он вслед за тем на самом деле вступил в обладание властью. Из предосторожности он выдал свою дочь Елену за юного императора Иоанна и вновь торжественно короновался в церкви Влахернской Божией Матери. (Происшедшее перед тем падение купола Святой Софии превратило этот великий храм в развалины.)

Празднества коронования были печальные. "Такова была бедность государства, - говорит один современник, - что из всех блюд и чаш, подававшихся во время пира, не было ни одного золотого или серебряного. Часть посуды была из олова, часть из глины или раковин. Кто сколько-нибудь знаком с византийскими обычаями, поймет из этого, а также из других отступлений от этикета, какая нищета царила во всем. Прибавлю еще, что императорские диадемы и одежды на этом празднике по большей части были украшены поддельным золотом и поддельными драгоценными камнями. Золото заменяла позолоченная медь, драгоценные камни - разноцветное стекло. Лишь кое-где можно было увидать камни, {391} сверкавшие неподдельным блеском; лишь кое-где своим необманным сиянием жемчуг манил опытный глаз. Таково было разорение Римской империи, до такой степени потух ее былой блеск, исчезло ее былое благоденствие, и не без чувства стыда повествую я об этом". Казна была также пуста: "Тут можно было найти только воздух да пыль". Вот до чего своей неосторожностью, своей алчностью, своими безумиями довела императрица Анна Византийскую империю.

* * *