– Н-да, на то, что там есть поселок, я не рассчитывал. Песец поселку настал!
– Отчего это?
– Короче, Кудлай, выводишь отряд на эту бухту. Спускаетесь к морю, там вас Рагнар Рыжий ожидает. Нас не ждать. Уплывайте. Рыжему передашь, пусть держит курс на Болгарию, а уж там войско Святославово отыщите. Понял?
– Да, а…
– Свирыня, с сего часу ты у княжича тенью будешь, а понадобится – так и кормильцем, пока на руки князю Мечеслава не передашь. Можешь не есть, не спать, но чтоб передал его, иначе гибель братьев наших пустой окажется. Понял?
– Я давно понял, батько. Позволь с тобой остаться. Може, другой хто за няньку будет? – Полным надежды взглядом Свирыня смотрел на командира. По щекам седого руса протянулись две бороздки влаги. Андрей благодарно кивнул воину.
– Нет, брат. На твои плечи кладем самое дорогое, так донеси же его до места.
Гордо глядевший в лицо сотника мальчишка молчал. На ум пришло чье-то высказывание о том, что в людях порода видна сразу.
– Боил, – молвил княжич, – а теперь послушай, что я скажу.
– Слушаю тебя, Мечеслав.
– Боил, враги преследуют вас из-за меня. Пусть унесут раненых, а мы примем бой здесь. Я бы один остался на тропе с оружием в руках, да понимаю, что скажи я такое божичам, обидитесь ведь. Так?
– Так, княжич, – улыбнулся Андрюха, фалангой большого пальца расправив свои усы. – Все так, да вот только от луговины этой у нас пути расходятся. И это никем не обсуждается.
Андрей строгим взглядом обвел присутствующих.
– Со мной остаются Лютень и еще трое добровольцев. Один из них должен быть из десятка лучников. Лютень, проследи, все стрелы, что остались, чтоб ему отдали. Ты, Позвизд, готовься к уходу.
– Слухаюсь, батька.
Андрюха растянулся на мягкой траве, ловя кайф от того, что тело находится в состоянии покоя. Расслабленные мышцы, казалось, ныли везде. Тихое сопение рядом заставило Андрея оставить предаваться самокопанию в своих болячках. Рядом все так же тихо сидел Мечеслав, ждущий, когда сотник обратит на него внимание.
– Боил, дозволь остаться с тобой. Коли суждено погибнуть, так с оружием в руках, плечом к плечу с тобой.
– Если бы было так просто, первого, кого бы я выбрал среди остающихся, был ты. Но я не могу позволить шакалам захватить даже твое мертвое тело. Знаешь, мой юный друг, такое слово – политика. Так вот ты сейчас попал под понятие разменной монеты в войне с Византией. Живи, Мечеслав, а если мы погибнем, живи за нас за всех. Каждой прожитой минутой жизни доказывая себе, что за тебя не зря положили жизни в горах Крыма едва знакомые тебе люди.
Мечеслав, расстроенный, посеревший лицом, опустил в раздумье свою буйную голову на грудь. Вдруг глянул в глаза Андрею.
– Прямо в елане биться будете?
– Я показался тебе настолько простым?
– Нет.
– Тогда твой вопрос глуп. Естественно, мы пройдем за вами по айне, выберем в скалах проход потесней и поуже и устроим византийцам своеобразное дефиле с песнями и плясками.
– Я так и предполагал. Когда я встречусь с отцом, расскажу ему про всех вас.
Андрей молча кивнул, соглашаясь с восторженным юнцом. Со стороны халупы потянуло дымом, а вскоре языки пламени лизали высушенные ветром и солнцем доски. В последний путь уходил Смеян, веселый парень, добрый друг и хороший воин. Диды, встречайте родовича на Калиновом мосту!
– Строиться-я!
Слегка передохнувшие кривичи выстроились в походную колонну. Остающиеся с Андреем взглядами провожали уходящих.
– Прощевайте, родовичи, – не сговариваясь, поклонились им. Андрей глянул на Позвизда, смахнувшего слезу. – Княжича сохрани, если увидишь нашего боярина, передай бате привет. Скажи, если вывернемся, в городище уйдем.
– Зроблю, батька! – приостановился Позвизд.
– Все, уходите.
Проходя мимо, Мечеслав бросил на ходу фразу Андрею:
– Удачи тебе, боил.
– Спасибо на добром слове.
Дождавшись, когда не стало видно за скалами ушедшей колонны, заслон неторопливо двинулся по извилистой тропе, оставляя за спиной полыхавший пожар в елани у отрогов гор на дальней северной стороне.
– Кудлай, ну что? Она?
– Она!
– Ты и на ту бухту казал, что это Ласпи.
– А шо, я виноват, что они похожи. Я ж ее только с моря видел.
Поросшие средиземноморскими соснами и можжевельником скалы круто обрывались к морю, образуя местами грандиозные обвалы каменных скоплений. С небольшого плато, на котором гурьбой стояли русичи, открывалась панорама вечернего заката. Горы, надоевшие всем за долгий переход, обхватывали бухту с трех сторон. Синяя жемчужина морской воды в оправе густого леса, подступавшего к пляжу, завораживала взгляд. Шум морского прибоя доходил до плато.
– Смотри, Позвизд, во-он две лодьи на берегу! Видишь?
– Ага. Кажись, дошли. Все, княжич, дошли! – обернувшись к молодому воину, молвил десятник. – То наши.
Юнец, подтянувшись и окинув взглядом указанное Позвиздом направление, произнес:
– Коли наши, вели выдвигаться дальше.
– Ага! Кудлай, ты первым. Пошли, родовичи, совсем маленько осталось, спускаться – не в гору лезть.